И все-таки главная беда для фарерских моряков — не климат. Источник забот лежит совсем в иной сфере, а имя ему— инфляция. С 1948 года у Фарерских островов — датской территории — свой флаг и своя валюта, самоуправление лежит на лёгтинге — местном органе власти. В ригсдаге — датском парламенте — острова представлены двумя делегатами. И все-таки… финансовые проблемы целиком и полностью лежат на плечах самих фарерцев. Стоимость жизни растет, а цены на треску и сайду не очень-то за этим ростом поспевают. Выход только один: больше рыбы, как можно больше…
Неспроста почти все фарерские поговорки так или иначе связаны с морем. И одна из них такая: «Лишился лодки — оказался в колодках».
Флейгустонг, или флейг, — это нечто напоминающее гигантскую теннисную ракетку. Или, попросту говоря, сачок на длинной рукоятке. Только ловят этим сачком не бабочек и не стрекоз, а… птиц. Именно птиц — тупиков, кайр, моевок, глупышей, — которые водятся на островах в изобилии.
Кто-то когда-то назвал Фареры «орнитологическим раем». Название прижилось и остается справедливым в наши дни, хотя на крупных островах — Стреймое, Эстурое, Суури — птиц сейчас намного меньше, чем прежде. А едва ли не основная причина тому — крысы, завезенные на торговых судах. «Сойдя на берег», они попадали здесь, что называется, на вольные хлеба: питались яйцами, отложенными в расщелинах, не брезговали и вылупившимися птенцами. Чтобы увидеть ныне птичий базар во всей красе, надо покинуть населенные острова и посетить более мелкие и малообжитые — например, Мичинес или Фуглой.
Мичинес считается одной из самых любопытных птичьих колоний в Атлантике. Представляет он собой скалистый островок около восьми километров в длину и больше всего напоминает базальтовый бастион: неприступным его делают высоченные утесы, обрывающиеся в море. Если смотреть со стороны, то Мичинес сразу же вызовет в воображении образ курящегося вулкана: над острыми зубцами скал постоянно висит изменчивое белое облачко — птицы…
Их здесь тысячи, десятки, сотни тысяч… В воздухе носятся кулики-сороки и олуши, переваливаются на карнизах неуклюжие кайры, сидят, словно погрузившись в раздумья, меланхоличные бакланы. «Морские попугаи»— тупики — миллионами (без особого преувеличения!) мелькают на чернильном фоне скал. Гам, крик, возня… Пусть это не извержение вулкана, но, по крайней мере, нескончаемое бормотание «грома» разносится на многие километры окрест.
Охота на птиц в таких условиях — дело рискованное. Поэтому занимаются ею лишь испытанные охотники, да еще молодые фарерцы, надеясь проявить себя истинными мужчинами и поскорее показать, на что они способны, осмеливаются лазить по головокружительным уступам. А единственное оружие в руках и тех и других — флейг. Это нехитрое приспособление известно на архипелаге с таких давних времен, что по сей день неизвестно, кому приписать честь его изобретения: то ли викингам, то ли самым первым поселенцам на островах — ирландским монахам-отшельникам, которые появились здесь в начале восьмого века.
Чтобы охотиться с сачком на птиц, надо обладать незаурядной ловкостью. Птицелов обвязывается веревкой и спускается с вершины скалы на какой-нибудь из карнизов — поближе к гнездовьям. Здесь, утвердившись над многометровой пропастью на скользком выступе — зачастую в несколько ладоней шириной, — он застывает в неподвижности, высоко подняв над собою флейг. Лишь только тупик окажется в пределах досягаемости, тут же следует молниеносное движение, подсечка — и через секунду трепыхающаяся птица в руках охотника. Умелый птицелов, перебираясь, а точнее — перепархивая с карниза на карниз, добывает за час таким образом двадцать — двадцать пять пернатых.
Дичь составляет существенную часть рациона островитян. Разводят здесь и кур, но ни цыплята, ни куры не считаются полноценной пищей. Хохлаткам разрешается дожить до престарелого возраста, кончить дни на насесте и снести за свою жизнь столько яиц, сколько они пожелают. Да и какой истинный фаререц соблазнится пусть даже самым мясистым бройлером, если в его распоряжении и филе глупыша, и грудка кайры, и восхитительный тупик, фаршированный сладким тестом?! Тем более что добыты эти яства не с помощью дробовика или винтовки, а самым мужским способом — с флейгом в руках!..
Так живут на Фарерских островах фарерцы — люди, окруженные водой и северной природой. Люди как люди, островитяне как островитяне, только до материка почти восемьсот километров, до Исландии — больше полутысячи, и если зима выдается суровая — со снежными бурями, штормами, и если лето ненастное — с затяжными дождями, туманами, полагаться им особенно не на кого. Только на самих себя.
«Самый большой
и наивеликолепнейший…»
Индонезийцы зовут цветок «бунта патма», что переводится как «цветок лотоса». Впрочем, на лотос растение даже отдаленно не похоже. Для европейцев более привычно называть его «трупной лилией» (хотя сходство с лилией еще более сомнительно). Аромат, распространяемый этим растением, действительно не из лучших. Впрочем, те счастливцы, которым судьба дарит встречу с «бунга патма», бывают настолько ошеломлены, что впоследствии редко вспоминают запах, зато облик растения врезается в сознание надолго. Ведь речь в данном случае идет об одном из самых крупных (если не самом крупном) цветков на земном шаре — раффлезии Арнольди.
Сначала — об имени растения. В нем запечатлены фамилии двух мужей XIX века — политика и ученого. Сэр Томас Стамфорд Раффлз был британским губернатором Явы. Соглашение о передаче острова англичанам было подписано в 1819 году, а годом раньше сэр Стамфорд Раффлз предпринял путешествие по юго-западной части Суматры, в котором его сопровождал известный натуралист доктор Джозеф Арнольд. Именно доктор Арнольд охарактеризован найденный путешественниками цветок как «величайшее чудо растительного мира». Сановный спутник натуралиста сообщал в письме: «Самым важным открытием… был гигантский цветок, о котором я теряюсь сообщить что-либо, кроме слабого подобия описания. Это, вероятно, самый большой и наивеликолепнейший цветок в мире… размеры коего поразят вас: его поперечник, измеренный от края до края лепестков, куда больше ярда… а вес всего цветка пятнадцать фунтов».
Письмо сэра Стамфорда Раффлза датировано двадцатым мая 1818 года — таким образом, начало знакомства европейских ученых с раффлезией Арнольди известно с точностью до дня. Увы, что касается особенностей жизни этого растения, то желательной точности здесь нет и по сей день.
Раффлезия Арнольди относится к высшим растениям и принадлежит к числу гетеротрофов, то есть организмов, питающихся готовыми органическими веществами (в этом и только в этом плане наш цветок родствен самому человеку). Цветки, как уже говорилось, гигантские: экземпляры, достигающие в поперечнике 70–80 сантиметров, считаются средними. В анналах ботаники зафиксирован цветок-рекордсмен — его диаметр равнялся 106,7 сантиметра.
Раффлезия — уникальное растение. У него нет корней, нет и зеленых листьев, где шел бы процесс фотосинтеза. Цветок паразитирует на лианах из рода циссус, относящихся к семейству виноградовых: он выпускает нити, похожие на грибницу, которые проникают в ткани растения-хозяина, не принося лиане ни малейшего вреда. Семена раффлезии крохотные, не больше макового зернышка. Каким образом они внедряются в твердую древесину хозяина — загадка до сих пор. Одни биологи считают, что их втаптывают в кору лиан олени и кабаны; другие «подозревают» земляных белок, которые грызут лианы примерно так же, как у нас зайцы гложут стволы молодых лиственных растений; наконец, третьи полагают, что дело не обходится без муравьев и термитов. Но факт есть факт: примерно через полтора года после того, как семя попадает на лиану, кора ее начинает набухать, образуя нечто вроде почки. Достигнув размера детского кулачка, «почка» раскрывается, являя свернутые в бутон кирпично-красные лепестки. Цветок будет расти еще девять месяцев и распустится только потом — на короткие четыре дня. Тут-то и слетаются его главные опылители — навозные мухи, привлеченные запахом («мясная» окраска цветка тоже, видимо, играет определенную роль). Толстых, мясистых лепестков, покрытых бледными бородавчатыми пятнами, в цветке всего пять. Они окружают центральную часть — диск, покрытый шипообразными отростками. Эти шипы защищают святая святых цветка — пыльники. Раффлезия — двуполое растение, по внешнему виду мужские и женские цветки неразличимы. После короткого периода цветения раффлезия в течение нескольких недель разлагается. Если женскому цветку повезло и на него попала пыльца, то из завязи на протяжении семи месяцев развивается плод, набитый тысячами семян.