Образ обожженных ходьбой ног преследовал Волошина, бился в оттачиваемых строках, просился на бумагу. И на бумаге чеканился. Так:
И так:
И еще так:
Стихи первого волошинского цикла «Годы странствий» были следствием или воплощением открытия, сделанного поэтом еще в юности — в итальянском путешествии. Выраженное словами дневника, оно стало эпиграфом и послесловием страннической жизни Макса:
«Чтобы действительно познакомиться с какой-нибудь страной, мало зрения и слуха — надо осязание. Пока вы не ощупаете страну вдоль и поперек подошвами своих сапог — до тех пор вы не узнаете ее».
Здесь мы подходим к самому главному — к концепции путешествий Максимилиана Волошина. У каждого ходока есть своя логика. У путешественника она становится психологией. Страстный искатель новых впечатлений — странник (нет ли здесь отзвука еще одного слова — «страсть»?!) — обращает ее в философию.
«Когда ты селишься в новом доме, то прежде чем приступить к размеренному образу жизни, ты осмотришь все комнаты, познакомишься с их расположением и убранством. Это хочу сделать и я, попавши на землю. Откладывать я не хочу, т. к. «музей закрывается в 4 часа», а осмотреть надо так много и хочется увидеть и пере испытать все».
Для осмотра «музея» нужны спутники, друзья. Выбор их важен: одному с расстояниями не совладать. И здесь Волошин находит свой критерий — путешественнический: «Говорят, что надо съесть пуд соли с человеком, чтобы узнать его, а я говорю вам, что для этого достаточно пройти вместе пешком верст сто».
Наконец, сам музей. «Закрытие в четыре часа» обязывает к строгому плану. Как ни стремись, а осмотреть все невозможно, надо подчинить себя цели. Один из лучших экспонатов в волошинском «музее мира» — Балеарские острова.
Поэт-Волошин жаждал попасть туда, чтобы побывать в монастыре, где жили Жорж Санд и Шопен. Волошин-философ, готовясь к путешествию, видел в предстоящей поездке иное.
«В Европе осталось еще много глухих уголков, куда не заглядывают путешественники. Железная дорога, пароходы, отели создали мертвую паутину, которая своим прикосновением убила старую Европу.
Но то, что попало между петель этой паутины, то сохранило весь свой аромат старины.
Сохранились места, которые тихи, как зеркальные заводи больших исторических рек.
Путешествие по этим местам — это путешествие не сквозь пространство, а сквозь время.
Лестница глухих уголков Средиземноморья ведет в глубь времен вплоть до одиннадцатого века.
Здесь она обрывается. (Ее последняя ступень — Андорра.) Дальше уже с бесконечно большей глубины подымаются ступени древнего мира.
Я говорю не про археологические ступени камней и раскопок, а про живые ступени жизни и духа, сохранившего мысль и форму прошедших для нас веков.
Майорка — это Средиземноморье начала XIV века.
Ничто не изменилось с тех пор на островах…»
О, эта паутина западной цивилизации, калечащая историю мира! Как гневно отталкивал Волошин ее липкие нити, как стремился попасть «между петель»! Много позднее подобный же взгляд он встретит у Верхарна, и это позволит ему Путник по вселенным 151 гениально и смело — по-своему, но в то же время сокрывая свою долю творчества — перевести стихотворение «Завоевание» бельгийского поэта:
Долгие годы Волошин искал и находил «глухие заводи человеческого духа». Находил — чтобы с полным правом утверждать: он
Находил — порой неожиданно. Импульсом к путешествию в Андорру, например, послужила заметка в путеводителе, где отсутствовали указания на отели и проезжие дороги. Этого хватило, чтобы идея родилась и укоренилась:
«Прежде всего я поеду в эту республику. — (Письмо матери из Парижа, датированное маем 1901 года.) — Она представляет из себя самостоятельное государство на границе между Испанией и Францией. Туда нет никакой дороги, и она замечательна тем, что об ней никто никогда ничего не писал. Во всем государстве 6000 человек населения…»
Подъем на Пиренеи был невероятно сложен. Мешало грузное тело, подступала астма, но в такие мгновения странник побеждал человека, плоть становилась бесплотной, и вверх карабкалась литая воля.
«Каждый шаг надо взвешивать и тщательно выбирать следующий камень, на который надо вступить. Тропинки больше нет, зато всюду вода и камень. Вода струится по крутому склону, будто одной пеленой. Мы идем по щиколотку в воде.
Через каждые пятнадцать минут мы садимся. Чувствуется уже редкость воздуха. Ранец давит невыносимо плечи и тянет назад. Перед глазами только пара черных ботинок, подбитых гвоздями: это ноги проводника, идущего впереди. Он ступает отчетливо и равномерно. Это однообразное чередование черных ботинок, порыжелых к подошве, и это беспрерывное движение струек воды, которые уносят в себе и голубые клочки неба и черные блики скал, доводят до какого-то галлюцинирующего состояния.
Несколько раз мы пересекаем широкие сугробы слежавшегося снега. Я стараюсь попасть ногой в след проводника, и когда это не удается, то нога глубоко проваливается в сырой снег.
Подъем давит как тяжелый кошмар. Каждый шаг уже стоит тяжелого напряжения. А конца все нет. Черные пропасти по сторонам все глубже, все безотраднее, и остается только одно почти бессознательное желание, заглянуть по ту сторону хребта, по ту сторону перевала, которое одно поддерживает возможность идти…»
Андорра вознаградила Волошина за тяжесть подъема. Крохотная страна оказалась удивительной — не похожей на все виденное раньше. Президент Жозеф Кальда — в заплатанных бархатных штанах и не слишком чистой куртке играющий в трактире (резиденции!) в карты с доктором — обладателем единственного в республике крахмального воротничка… Жена президента — трактирщица, величественно возвышающаяся за стойкой… Борьба партий прогрессистов, ратующих за проведение дорог, и консерваторов, этому «ненужному» новшеству препятствующих… Секретарь республики, сочетающий государственные обязанности с огородничеством… Страна фермеров и контрабандистов…
Невыносимо сложно писать о Волошине-страннике, не взывая к его Слову, не требуя от него участия в очерке, соавторства. Кто лучше, чем он, может рассказать, например, о Майорке, — он, первый русский путешественник, побывавший там? Путешественник с сердцем поэта и поэт с пятью чувствами путешественника, «из которых больше всего зрение».
…И потому что зрение поэта — это строки его, мы решили приоткрыть перед читателем занавес забвения. Следующие картинки — из неопубликованной статьи Волошина «По глухим местам Испании. Вальдемоза».