…Настал момент, когда Северин должен был решить: какое судно выбрать для плавания? Йеменский самбук с длинным изогнутым носом и приподнятой кормой или оманскую багалю — большое двух-трехмачтовое судно, похожее на старинную португальскую каравеллу? А может быть, лучше взять небольшое, но крепкое каботажное одно-двухмачтовое суденышко? Ведь бакары и батилы, займаны и баданы и ныне не боятся ни крепких ветров, ни больших волн. Или остановиться на катарском джальбуте — большом судне, предназначенном для дальних рейсов? Тим Северин предпочел всем прочим кораблям бум — крупный парусник с прямыми носом и кормой: в раннем Средневековье такие суда были очень популярны на арабском Востоке.
Сложность заключалась в том, что древние арабские судостроители не пользовались ни чертежами, ни рисунками. Мастерами руководил передаваемый изустно опыт поколений. Но длительные поиски увенчались успехом. На португальской карте Индийского океана, датированной 1521 годом, Северин нашел изображение старинного бума, дававшее представление о деталях оснастки корабля, его размерах и даже водоизмещении.
Судно, названное — по понятным причинам — «Сохар», было заложено на верфи оманского города Сур 1 января 1980 года. Длину корпуса определили в 26,5 метра. На его изготовление пошло дерево айни, родственное тику, — его вывезли с Малабарского берега Индии. Двухмачтовый корабль с латинским парусным вооружением должен был нести три паруса: грот, бизань и кливер. Руль полагалось оснастить трехметровым румпелем, а грот-мачту следовало сделать максимально прочной, чтобы она под натиском ветра могла вынести и тяжесть огромного паруса, и самого рея — веретенообразного рангоутного дерева длиной 23 метра и весом почти в тонну.
Стремление поточнее следовать наставлениям средневековых корабелов многократно усложняло задачу. Ведь арабские судостроители не сколачивали, а сшивали трехдюймовой толщины доски канатами из койры — волокон, окутывающих зрелые кокосовые орехи. Железные гвозди, считали древние мореходы, неминуемо погубят судно: мол, могучие магниты, которые попадаются на дне морей, вытянут из корпуса все железо.
Наконец, Северину нужны были мастера, которые знали бы древнее ремесло и сумели бы сшить корпус из толстых досок. Такие умельцы нашлись на Лаккадивском архипелаге — их привезли в Сур с острова Агатти. На том же острове Северин закупил и 700 километров (!) кокосового волокна. Даже канат изготовить оказалось непростым делом: волокно должно быть снято с орехов, которые чуть подгнили в морской воде (но никак не в пресной); койру следует отбить деревянными молотками — от железных волокно «слабеет». И конечно же, для настоящего бума годится лишь канат, свитый вручную.
Доски обшивки также обтесывались вручную. Помощники Северина просверлили в них двадцать тысяч отверстий, а Лаккадивские «портные» сшили корпус. Отверстия впоследствии загерметизировали смесью извести и камеди, койру внутри корпуса обработали растительным маслом.
Снаружи обшивку «Сохара» ниже ватерлинии покрыли слоем извести, а затем обмазали рыбьим жиром — только так можно уберечь корпус от корабельного червя.
На мачты и реи пошло розовое дерево, вывезенное из окрестностей индийского города Бейпура. Грот-мачта длиной восемнадцать метров была вытесана из цельного ствола.
Работа шла споро. В августе 1980 года «Сохар» спустили на воду и отбуксировали в Маскат. А 23 ноября после церемонии проводов Тим Северин скомандовал:
— Курс юго-восток в открытое море. Поставить паруса!
…И ехали они морем дни и ночи, и проходили мимо островов, и переходили из моря в море, и в один из дней, когда наступило утро, и засияло светом, и заблистало, путники решили добыть себе рыбу к столу и средство к жизни. И закинули лесу, и вытащили рыбу, похожую на большую макрель, и закинули другой раз, и вытащили другую рыбу, и третью, и четвертую. И вдруг из глубин выплыла страшная акула с большим телом в четыре локтя, и перекусила лесу, и сожрала приманку. И еще выплыли больше двух десятков акул, и Хамис наживил на большой крючок кусок макрели, бросил в воду и выдернул акулу. И путники последовали его примеру и стали выдергивать акул, и тут все перестали понимать и разуметь, и ум их был охвачен сильным азартом, и за треть часа они вытащили на палубу три по пять и еще две акулы, и, слава Аллаху, никто не лишился руки или ноги или жизни. Зато теперь у путников было пятьсот ритлей мяса, или четверть тонны, и они засолили его, и высушили на солнце, и ели, пока не насытились, и отдохнули, и дух их вернулся к ним…
Команда «Сохара» состояла из девятнадцати человек: восемь оманцев — в основном представители сухопутных профессий, но зато потомки мореходов, повар-белудж и европейцы: три морских биолога, два подводника-аквалангиста, радист, кинооператор (он же специалист по звукозаписи), фотограф Брюс Фостер, старый друг Северина еще по плаванию на «Брендане» фарерский художник Трондур Патурссон и, наконец, сам Тим Северин— ученый, мореплаватель, корабел, навигатор.
За кормой «Сохара» осталось уже триста миль, когда Северин решил определиться и испробовать «камаль» — прибор, с помощью которого древние синдбады находили свое местоположение в море. Камаль представлял собой просто-напросто деревянный прямоугольник с дыркой посредине, через которую был пропущен шнурок, перехваченный в определенных местах узлами. Мореходы Аравийского моря, Персидского залива и Красного моря и по сей день игнорируют термины «север», «юг», «запад», «восток», используя вместо названий стран света имена ярких звезд. Посредством камаля капитаны древности определяли высоту Полярной звезды и, исходя из этого, приблизительно высчитывали широту, на которой находилось судно. Понятия «долгота» арабские мореходы не знали, вернее, не считали нужным знать. Встретив сушу, капитан должен был по типу береговой линии определить, что это за страна, а потом уже двигаться на север или на юг в зависимости от цели путешествия. Знание берегов, представление о долготе «в образах» и было высшим секретом мореходного искусства, вершиной мастерства.
Узлы на шнурке, пропущенном через камаль, обозначали широты известных портов. Капитан брал конец веревки в зубы, фиксировал в отверстии требуемый узел, натягивал шнурок и, совместив нижний край пластинки с горизонтом, запоминал положение Полярной звезды. Если она была выше верхнего края камаля, следовательно, порт, обозначенный узлом, расположен южнее, если ниже — значит, нужно идти к северу, если звезда и верхний край пластинки совпадали — все в порядке: судно на искомой широте.
Тим Северин быстро наловчился работать с камалем и скоро мог определять географическую широту с точностью до тридцати морских миль.
В середине декабря «Сохар» вошел в порт острова Четлат, входящего в Лаккадивский архипелаг. А оттуда было рукой подать до городов Каликут и Бейпур на Малабарском берегу.
Окрестности Каликута славятся плантациями черного перца: и тысячу лет назад арабские купцы увозили отсюда специи в портовый город Басру. Может быть, именно Мала-барский берег — тот район его, что арабы называли Кулам-Мали, — и дал жизнь строчкам в сказке о четвертом путешествии Синдбада: «…и тогда я всмотрелся в то, что увидел, стоя вдали… и вдруг оказалось, что это толпа людей, которые собирают зернышки перца…»
В городе Бейпуре капитан Северин отдал приказ о подготовке нового комплекта парусов. Старые уже изрядно истрепались на пути от Маската до Бейпура длиной около трех тысяч километров. А впереди мореплавателей ждали Бенгальский залив, Малаккский пролив и Южно-Китайское море.
Северин купил тонну холста и прямо на песчаном берегу начертал контуры грота, бизани и кливера. Тридцать мужчин с рвением бросились кроить холст и шить паруса. Вся работа была сделана — и весьма качественно! — в пятидневный срок. Северин не мог сдержать изумления: в Европе или Северной Америке на это ушло бы месяца четыре.
Новые паруса сложили в трюме, и «Сохар» снова вышел в открытое море. 21 января 1981 года он бросил якорь в порту города Галле на острове Шри-Ланка, в прошлом — Цейлон, в еще более далекие времена — легендарный Серендиб.
Серендиб, страна драгоценных камней, ядовитых змей и райских садов… Если собрать воедино все версии сказок о Синдбаде, то получится, что мореход бывал здесь дважды. Вот что рассказывал он, повествуя о втором путешествии: