Регулярные наблюдения за концентрацией углекислого газа в воздушном пространстве планеты были начаты в 1958 году — в обсерватории на вершине гавайского вулкана Мауна-Лоа. Тогда концентрация составляла 315 частей на миллион, теперь она достигла примерно 360 частей на миллион[28]. Это пока еще не очень много. И к тому же — самое главное — до сих пор не найдено реальных доказательств, что изменение содержания углекислого газа в атмосфере вызвано только развитием промышленности. Вполне возможно, что мы наблюдаем естественные колебания газового состава атмосферы или, возможно, некое суммарное воздействие природных, искусственных и даже космических факторов.
По крайней мере, исследования образцов льда из глубоких скважин в Антарктиде— точнее, анализ пузырьков воздуха в этом льде — показали, что за последние 30 тысяч лет содержание углекислого газа в атмосфере менялось много раз, причем в довольно большом диапазоне — от 200 до 320 частей на миллион. Можно поклясться, что 30 тысяч лет назад никакой промышленности на планете не было.
Кстати, многочисленные эксперименты доказали, что увеличение концентрации углекислого газа в атмосфере ведет к увеличению урожайности, а одновременно и уменьшается испарение воды растениями, что повышает эффективность использования воды. Таким образом, для сельского хозяйства парник — как ему и положено — пока еще оборачивается благом. А если все-таки продолжить «закрывание окошек»? Здесь уместно привести мнение отечественного климатолога — доктора географических наук Кима Семеновича Лосева: «Многократный рост концентрации углекислого газа в атмосфере не приведет к такому же многократному увеличению средней температуры, так как после двух-трехкратного увеличения концентрации наступает резкое замедление тепличного эффекта, и для получения таких же повышений температуры нужно будет новое многократное увеличение концентрации СО2».
Мне представляется крайне сомнительным, что мы когда-либо сможем предсказывать с какой-либо степенью точности отклонения от средних величин количества осадков и температуры для конкретного района. Причина этого в том, что в случае, когда заблаговременность прогноза превышает 5–7 дней, мы уже не уверены, учитывается ли действие всех факторов, вызывающих так называемые «нормальные» флуктуации погоды.
Нынешние читатели, наверное, и не знают, что несколько десятилетий назад были очень популярны проекты переделки климата. Тогда многим казалось, что еще немного — и человек, окрыленный могуществом науки и техники, возьмется за коренную перестройку планеты. Умы будоражила, например, идея инженера Борисова, заключавшаяся в том, чтобы перегородить плотиной Берингов пролив — тогда, мол, можно будет сбрасывать холодную воду из Северного Ледовитого океана в Тихий, а на смену ей будет поступать все больше теплой воды, несомой Гольфстримом, и, таким образом, в Арктику придет если не лето, то, по крайней мере, вечная весна.
А то еще был проект перегородить плотиной Гибралтарский пролив: Средиземное море станет совсем уж теплым озером и в Сахаре зацветут сады.
Или создать огромное рукотворное море в Западной Сибири…
Очень хорошо, что не нашлось ни денег, ни энтузиазма претворить эти проекты в жизнь. Бог знает что стряслось бы с природой от таких революционных свершений. Погодная машина планеты — очень мощный, очень сложный и в то же время очень тонкий механизм. В процессы, которые человечество еще не поняло до конца, лучше не вмешиваться с кайлом в руках.
Опять можно процитировать К. С. Лосева: «Сейчас новые проекты улучшения климата практически не появляются. Причина этого, возможно, заключается даже не в осознании того, что всякое изменение климата означает, во-первых и во-вторых, убытки, а в-третьих, возможность непредсказуемых явлений. Скорее всего, причина прекращения попыток проектировать климат заключается в действительно неожиданном факте, который в конце 60-х и особенно в 70-е годы стал достоянием не только ученых, но и всех людей. Оказалось, что человек уже так воздействует на климатическую систему, что не исключаются изменения климата в результате этого воздействия. Делает он это непреднамеренно, но систематически в течение уже десятков лет, с каждым годом усиливая свое воздействие… Факт воздействия человека на климатическую систему и климат становится реальным вне связи с проектами его «улучшения». И теперь появляются проекты совсем другого рода — проекты «спасения» климата…»
АСТРОВ …Когда я прохожу мимо крестьянских лесов, которые я спас от порубки, или когда я слышу, как шумит мой молодой лес, посаженный моими руками, я сознаю, что климат немножко и в моей власти и что если через тысячу лет человек будет счастлив, то в этом немножко буду виноват и я.
Повторю заданный ранее вопрос: что же все-таки нас ждет впереди — глобальное потепление или глобальное похолодание? Как ни парадоксально, наиболее точный ответ — и то, и другое одновременно. Ближайшие десятилетия, а то и весь двадцать первый век, пройдут под знаком временного потепления в рамках общего похолодания. Очень точно эту картину обрисовал Сергей Петрович Капица. Когда съемочная группа, в которой я принимал участие как автор, записывала очередную телепередачу из цикла «Очевидное — невероятное. Век XXI» и гости Капицы — Владимир Михайлович Котляков и Дмитрий Борисович Орешкин — вели разговор именно о глобальных изменениях климата, Сергей Петрович подытожил: «В климатическом отношении человечество движется вверх по лестнице, ведущей вниз». «Вниз» — имелось в виду медленное похолодание, связанное с продолжением ледникового периода. «Вверх» — то есть потепление, вызванное как локальными погодными циклами, так и антропогенным воздействием на природу. Точнее не скажешь.
Рассказать про все страны мира не хватит никакого места, поэтому ограничусь только нашей страной. Как считают метеорологи, для России это «вверх — вниз» будет означать более благоприятный климат — по крайней мере, в смысле выгоды для сельского хозяйства. Эксперты предсказывают, что некоторое повышение среднегодовой температуры и увеличение количества осадков может дать пятидесятипроцентный прирост урожая зерновых, а это означает, что Россия вновь станет одним из главных экспортеров зерна и перестанет полагаться на американский экспорт. Повышение концентрации углекислого газа в атмосфере опять-таки будет работать на урожай. Ну и, разумеется, руки тоже будет надо приложить. Без этого хоть всю нефть пережги на СОг — толку не будет.
Так получилось, что эту статью я начал в Москве, а продолжил в Калифорнии, близ Сан-Франциско, где провел летом две недели. Погода в Калифорнии ну никак не располагала ни к работе, ни к размышлениям на тему климата. Стояла ровная умеренная жара — впрочем, не исступляющая, а какая-то даже приятная, — на небе ни облачка, дневной зной слегка умерялся ветерком, веющим с океана, вечерами же было просто сказочно тепло. Я слушал сводки новостей из России и злился — надо же, там и дожди, и сильные ветры, и лесные пожары к тому же, вот где надо было бы писать, там сама природа водила бы рукой. Я уже мечтал о ливне (летом в Калифорнии — вещь немыслимая), чтобы, не кривя душой, закончить статью о непредсказуемости погоды так: «В день отлета все-таки пошел дождь».
Дождь, конечно же, не пошел, но концовка тем не менее родилась — только не на земле, а в небесах. Путь от Сан-Франциско до Москвы не близкий — сначала три часа лета до Сиэтла, потом еще часов десять в воздухе. Едва самолет набрал высоту, вылетев из Сиэтла, нас начало трясти. Весьма ощутимо. Что ж, турбулентность — вещь неприятная, но не страшная: потрясет — перестанет.