Одно слово — разочарование. Дикое разочарование в человеке. Я презрительно фыркнула глядя глубокие карие глаза с нотками мольбы сейчас взирающими на меня. Внутри разлилось что-то липкое, не приятное, отравляющее. Я поняла, что не могу больше здесь находиться ни секунды. Что все в этой моей квартирке, которую я обустроила уютно и практично теперь абсолютно для меня чужое. Документы в сумку, выбрать самое любимое шмотье из ломящегося от моей одежды гардероба, из бара избранные бутылки с бухлом и вот я уже обуваю кроссовки на пороге. Заметила его ноги в проеме кухонной двери и негромко, спокойно произнесла:
— Вещи мои не трогай. Квартиру себе найду за ближайшие два дня и все свое отсюда заберу. Родителям пизданешь хоть слово — мокрого места от тебя не оставлю. — Выпрямилась, повесила дорожную сумку на плечо, мрачно глядя на него встревоженного, испуганного, растерянного. — Вообще даже в их сторону не смотри. У меня башка пока не варит, но я придумаю, что им сказать и ты это подтвердишь. Бывай, Женька.
— Маш. — Голос его прозвучал неожиданно робко, заставив меня замереть в момент, когда я поворачивала входную ручку двери. — Ты же поговоришь… с ним?
— Поверь, Жень, ему сейчас глубоко срать на тебя. Как и мне. Ты, сука… запустил такую цепочку вместе с покойным Пумбой, а итог… Твари вы все. Просто твари.
И дверь за мной тогда захлопнулась.
Первые сутки провела в пьяном угаре в каком-то средненьком отеле. На вторые нашла квартиру. Но сумка с вещами по сей день лежала на кресле неразобранная.
Эльвира за мной приехала. Я слабо кивнула гайцам, не в силах на большее и рухнула на пассажирское своей машины. Эльвира не лезла, поэтому я ей и позвонила. Она никогда никуда не лезла, пока ее это не касалось. Пыталась меня разговорить, но я вяло отмахивалась, назвала адрес своей новой квартиры и когда она меня привезла, через силу поблагодарила ее, впихнула деньги на такси и поднявшись к себе рухнула на постель и глотая белое сухое со слезами вперемешку.
С утра, еще не протрезвев до конца, раза с пятого решившись, все-таки набрала Рамилю, чтобы узнать, что пиздец. Дело запустили. И главный фигурант обвинения Паша. Что он сядет к следующему понедельнику.
Вырубила телефон и как-то по животному взвыла, не понимая, почему так больно.
Экзамен на квалификацию я сдала, хотя, скорее всего, комиссия меня просто пожалела, ибо третьей пересдачи не было и с работы бы меня вышвырнули в случае, если этот экзамен я провалю. Однако, в связи с тем, что сдала я экзамен не с первого раза меня понизили и отфутболили на гражданскую авиацию. Я выдержала один рейс. И подала на увольнение. Долн=гий разговор с начальством и вызванные психологи, к моему облегчению, настоятельно порекомендовавшие начальству не заставлять меня отрабатывать две недели. Меня пытались принудить к беседе с психотерапевтом. Я мрачно улыбнулась и хлопнула дверью.
Звонили родители. А я трусливо не брала трубку, бухая в своем новом обиталище. Мрачном, маленьком и темном. Как клетка. Ловушка. Загибаясь в ней. Понимая, что еще немного и мне пиздец. Ночами снились исключительно кошмары. Кинула смску Женьке, чтобы что-нибудь напиздел моим родителям. Что-нибудь не пугающее и правдивое. Что мне нужна неделя и я потом сама все разгребу. От него пришла краткая «ок» и я истерично рассмеялась.
На мыслях о самом страшном разочаровании в своей жизни я ставила блоки. Отодвинула в дальний ящик. Разберусь позже, а сейчас срочно необходима смена обстановки, иначе точно загнусь.
Поэтому на следующий день я стояла в аэропорту и смотрела на табло. Самая жестокая насмешка судьбы — ближайший международный рейс в Цюрих. Моя Шенгенская виза действительна еще два месяца, но оставаться в этом городе я больше не могу. Билет был куплен, перелет спокоен, а прибытие в Цюрих вовсе не вызвало у меня ностальгии, которую я так боялась. Вышла из аэропорта, взяла такси и попросила в ближайший к Банхофштрассе отель. И забылась в номере на три дня. Время шло, я понимала, что из отведенной самой себе недели у меня все меньше и меньше часов, чтобы восстановиться. Что нужно вставать и идти в ближайшие тридцать три музея, клубы, бары, рестораны. Быть на людях, в социуме, европейской цивильности. Но все блокировал отчаянный страх. Что я не справлюсь с собой. Что не зря я прилетела именно сюда, ведь могла дождаться любого следующего рейса в чужую страну. Что я просто тупо и позорно с собой не справляюсь. Застыла на границе и ничего, ровным счетом ничего не могу с собой поделать. Наверное, именно так проявляется безумие. Которое не топилось в вине, и в нем же не рождалась истина.