Он невесело хмыкнул, поведя бровью. Встал с кровати, распахнул дверь на балкон и развалился в соседнем кресле, взяв с журнальног столика пепельницу и поставив ее на подлокотник достал из кармана ключи и пачку сигарет.
Мой взгляд зацепил брелок на ключах, прежде чем он снова убрал их в карман. Астон Мартин. Почему то в горле пересохло. Я настороженно смотрела, как он щелкает зажигалкой подкуривая сигарету, глубоко затягивается, глядя куда-то мимо меня, и медленно, протяжно выдыхает.
— Я. Не. Убивал. Костю.
Чеканит слова. С краткими акцентирующими паузами и расстановкой. С тихим, почти неразличимым эхом дрожи в голосе, так несвойственной ему. Его слова легли на мой почти унявшийся в голове испуганный хаос и напитали его ненавистью и неверием.
— Да что ты? — зло хмыкнула. — Ты сам мне в этом признался. Тогда у следака в кабинете.
— Кристинка была беременна. — Он вернул мне зло в тихом возражении, заставив похолодеть. — Я знал об этом. Я был крестным его дочерей. Я уважаю его отца. Его мать едва ли меня не вторым сыном называла… Я бы Костю никогда не тронул. Никогда. Нет, может, конечно, избил бы, подставил за все произошедшее, но убить?.. — Он примолк, стряхивая пепел в пепельницу, и не отрывая от рассыпавшегося серого праха взгляда. — Я его не убивал. Не смог бы.
— Тогда зачем ты мне сказал?.. — гася воспрявшее огнем пепелище надежды, глухо спросила я.
— Маш, мне грозило пятнадцать лет за решеткой, и на мне шестьсот лямов долга. Как ты думаешь, те люди стали бы ждать, пока я выйду? Меня бы убили, может быть, даже до оглашения приговора я бы не дожил. — Он усмехнулся и поднял на меня настолько тяжелый взгляд, что меня прямо вжало в спинку кресла. — Но прежде знатно бы помучали. И знаешь, с кого бы начали? С девчонки, которая крутилась бы под дверьми следствия. Которая бы бегала по инстанциям, адвокатам, стремясь хоть как-то помочь мне, угодившему в капкан. И я этого боялся. Очень боялся. Что из-за твари, застрелившей Пумбу не только меня убьют, но и тебя на ремни порежут, чтобы меня окончательно перед смертью добить. У меня перед глазами стояла та ебучая авария в Испании и то, как ты пыталась почти две тонны втянуть на асфальт. И я знал, что правду тебе говорить нельзя. Упрешься, как баран и пиздец. Поэтому я тогда соврал, что заказал Костю. Знал же, не примешь. Никто бы не принял, после того, как узнал меня настолько хорошо, как ты. А если и принял бы, ну… я соболезную, что ли. Есть грани, за которые переступать нельзя, есть вещи, которые прощать нельзя, есть люди, которые это понимают, потому что они действительно люди и поэтому мир еще не захлебнулся кровью и не пал под лозунгом «это оправданно!». И я знал, что ты из категории этих людей. И не ошибся. — Горькая, несколько извиняющаяся улыбка. — Это было то единственное, что тебя оттолкнет. Что не привлечет к тебе внимания. Что хотя бы тебя спасет.
Я прикрыла рот ладонью, с силой сжала губы и задержала дыхание, стремясь сдержать рвущий внутренности смех. Истеричный и неправильный. Прикрыла глаза, понимая, что еще немного и я все-таки сорвусь. И не знаю, что сделаю. Потому что все внутри кипело и кричало жадно желая поверить и одновременно кидая полыхающему разуму доводы, что это очередная ложь.
Он подал мне воды, на мгновение дольше положенного задержавшись пальцами на моих, но когда дрожь в ответ на это прикосновение едва не выбила из моей руки бутылку, торопливо, несколько нервно отстранил руку. Рухнул в кресло и снова закурил, не глядя на меня, жадно пьющую воду, и не обращающую внимание на слезы выступившие на глазах от газированной воды. А может не от нее. Самоконтроль был надежно убит и похоронен под полным кипящим мраком неопределенности.
— Кто?.. Костю?.. — поставив бутылку на пол, я плотнее закуталась в простынь, глядя в пол.
— Рамиль.
Приговором. Всему. Мне, моему понятию об устройстве мира и людях.
— За что?
— За то, что Костя в самый последний момент на Ямале отказался от своей идеи, сказав, что из-за долга меня убьют. А он не сможет с этим жить, какими бы большими деньги не были. Рамиль испугался. Пробовал убедить Костю, что мол, одна закорючка, последний платеж, и хер я их достану, я уже ничего и никогда сделать не смогу. Костя к тому моменту половину оборудования на месторождении перекупил на свою ОООшку, или, может, меньше… Я как начал смотреть данные Росреестра, меня не хватило, чтобы до конца список пролистать… Когда оставалась самая малость, последняя подпись, последний договор и через неделю месторождение бы отошло к Косте…он не смог. Не стал подписывать мне смертный приговор. За это был убит Рамилем. Пересравшимся, что я с ними сделаю, когда Костя вернется и все расскажет. И я их обоих по миру пущу. Вопрос был в деньгах и моем имуществе и это толкнуло Рамиля на… это.