Шесть пар глаз посмотрели на меня с тревогой. Я ласково им улыбнулась, заставив крайнего правого, который особенно трусил, громко сглотнуть. Глазенки бегают, пальцы судорожно сжали колени. Не оставалась сомнений, что я права и все шестеро, вся ебучая стая была в теме. И вот этот крайний боялся последствий больше остальных. С него и начнем.
— Добрый вечер. — Не знаю почему, но мне очень понравилось то, как в воздухе разлилось веяние страха, и я уперлась взглядом в водянистые глазки труса. — У вас есть ко мне вопросы? Нет? Наверное, на ваш главный, но невысказанный я вам все-таки отвечу — исправительная колония строгого режима. — Они верили. И пугались. Боже, как мне нравится! Надо было в юридический идти, чтобы на законных основаниях сейчас полоскать тварей, укусивших Коваля. — А вот у меня есть к вам вопросы. Мне приступать, Павел Александрович?
— Подождите, Мария Анатольевна. — Паша довольно блеснул глазами, бросив на меня краткий взгляд и снова посмотрел на помертвевших и молчащих шакалов. — Что, все-таки будете страдать все вместе?
— Нет.
Он сдался-таки. Тот, что боялся больше остальных. И рассказал. Торопливо, сбивчиво. Про Егора. О, а вот кто из них Егор понять было не сложно. Нет, он не пытался заставить заткнуться шестерку, сдающего его сложную схему. Он убито прикрыл глаза и опустил голову. А шакалы молчали. Соглашаясь с тем, что во всем был виновен только лишь Егор. На то они и шакалы.
Но Паша, холодно улыбнувшись, после рассказа, негромко произнес, что уволены они все. Что он посчитает, на сколько они его обули, выставит им счет и определит срок, когда они должны будут все вернуть. Что ему плевать, как они это сделают, но они это сделают, потому что менты только ждут команды, чтобы запустить дело. Что деньги, которые утром были потрачены, чтобы все замять, шакалы тоже вернут.
— До новых встреч, господа. Ждите, завтра позвоню. — Улыбнулся помертвевшей стае почти ласково.
— Но, Пал Саныч, ты ж сказал, если организаторов… мы же не причем… — потерянно смотрел на Коваля шестерка.
— Нахуй пошли отсюда! — Рыкнул Рамиль, заставив меня вздрогнуть, но согласно на него посмотреть. — Ты, ишак, еще к совести призывать будешь? Ты? Вы наебали своего «Пал Саныча» и еще недовольны, что отсюда на своих ногах уйдете и не в мусарню?
— Вежливее, Рамиль Дамирович, вежливее. — Хохотнул Коваль, взглядом поднимая их с дивана.
Я облегченно выдохнула, когда за ними закрылась дверь. И посмотрела на Коваля, прикрывшего ладонью глаза. Костя молча достал из пакета у стола бутылку текилы. Рамиль пошел за стаканами. А я, прикусив губу, подошла к Паше, отодвинувшемуся от стола и притянувшему меня к себе на колени, со словом «пиздец», зарывшемуся лицом мне в плечо.
Они выпивали. Сначала молча. Потом начав обсуждать, что сейчас придется туго и как из этого вырулить.
— Сегодня ночью машины на слив приедут. — Покачав головой, Паша откинулся спиной на спинку кресла и прикрыл глаза. — Предварительно пять штук. Хотя если Емельянов отзвонится то шесть, надо емкости и стабилизаторы посмотреть… И талуол проверить, а то эти твари могли еще и его спиздить… Кис, ну-ка пересядь, мне по документации прошерстить надо.
Я послушно пересела в свое кресло, благодарно приняв поданный Рамилем стакан с соком.
— Как я в осадок соль и воду выведу если талуола не хватит… Так, кубы я рассчитал же, а куда дел?.. Маразматик хренов, здесь же было… Или нет?.. — пробормотал Паша, роясь в бумагах. — Пиздуйте домой, я сам приму. Выходить посуточно будем, пока людей не подберу.
— Я останусь, — с любовью глядя на пакеты с бухлишком произнес Костя. — Если посуточно дежурить будем, мне знать надо, что и как делать. Так что я останусь, Паш.
Паша промолчал, напряженно перебирая бумаги перед собой. Пумба хотел позвонить жене чтобы «обрадовать» ее, что сегодня его не ждать, но передумал, и написал смс. Получил ответное и убито покачал головой, глядя в телефон.
— Вот да, правильно мыслишь, Пумба. — Зевнул Рамиль, дымя у окна и посмотрел на наручные часы. — Я тоже останусь. Шесть машин и вдвоем принять сложно, плюс Косте объяснять надо, а ты, Паш, злишься быстро, если до человека не сразу доходит. Я объясню ему сам.
Коваль улыбнулся, не отрывая взгляд от бумаг и снова не ответил. А я с каким-то необъяснимым для самой себя теплом в сердце, посмотрела на его Тимона и Пумбу. Паша поднял на меня взгляд и, достав из кармана ключи от своего дома протянул их мне, велел ехать домой. Домой. И прозвучало-то как.
Чмокнув его в губы и попрощавшись с Рамилем и Пумбой, я спускалась по лестнице, когда зазвонил мой телефон.