— Доброе утро!
— Не надо обобщать, Алена. Мое утро, кажется, разительно отличается от твоего.
— Пил?
— Пел!
— Сегодня суббота.
— Вполне возможно.
— Я заеду к тебе сегодня?
— Когда?
— Вечером. Часов в пять.
— А сейчас сколько?
— Полдесятого. — Хорошо.
— Только не уйди, как в прошлый раз!
— Я не уходил. Я же тебе рассказывал, меня забрали в милицию.
— Чего это они тебя забирают всякий раз, как я хочу тебя увидеть?
— Скоты! Совсем не считаются с твоими желаниями.
— Так мы договорились?
— Договорились. В пять я буду дома.
— Взять что-то покушать? — Бери.
— Ну, все, целую!
— Аналогично!
Я вернул трубку на место и поплелся на кухню, откуда доносились звуки льющейся воды. По пути глянул в прихожей на свое очаровательное отражение в зеркале. Одним глазком — буквально. Зрелище не для слабонервных, впору было воскликнуть: «Остановись, мгновенье, я прекрасен»!
На кухне Брюня, согнувшись над умывальником, держал голову под струей воды и постанывал.
— Освежаемся?
Брюня отклонился влево, повернул голову и, щурясь, взглянул на меня через плечо.
— Ну, у тебя и рожа, Шарапов.
— Знаю. Видел.
— Соболева нужно срочно придушить. Он, наверное, в самогон демидрол добавляет. Голова раскалывается.
— Пойду приму душ.
— Валяй. И сходим полечиться.
— У нас денег нет.
— Была бы цель, — сказал Брюня, — а средства будут!
Погода выдалась солнечная. Как для десяти часов утра начала осени — даже жаркой.
Перед выходом я надел темные очки. Брюня критически меня осмотрел и коротко объявил:
— Терминатор. Жидкий.
Мы подошли к автобусной остановке. На той стороне дороги раскинулся целый ряд торговок, продававших молоко, творог, сигареты, водку… Где-то среди них должна была быть и баба Таня, которая всегда с охотой давала нам в долг, зная, что мы обязательно вернем и даже отблагодарим сверху.
Саня вдруг глухо выругался.
— Ты чего?
— Помнишь того урода, с которым я сцепился в кинотеатре?
Я проследил за его взглядом. Быстрыми шагами к нам направлялись двое мужчин. Одного я, к сожалению, тоже вроде бы узнал.
Я шагнул назад.
— Брюня, ну их! Мужики настроены серьезно.
— Не ной, Ленчик!
Брюховецкий решительно пошел им навстречу.
Черт! Я осмотрелся в поисках какого-то орудия, но ничего подходящего не увидел.
Твою мать! С утра, на больную голову, после вчерашнего, у меня не было ни малейшего желания драться. Иногда такое желание есть (все реже и реже), а иногда нету. Честное слово!
В общем, как пишут в романах, с замиранием сердца я последовал за Брюней. Но было поздно! Один из мужиков достал из внутреннего кармана пиджака пистолет и с расстояния трех-четырех метров выстрелил Сане в лицо.
Какая-то баба коротко взвыла и бросилась наутек.
Мужики, переглянувшись, развернулись и пошли прочь.
Саня тем временем схватился руками за лицо и, кучерявенько матерясь, ничего не видя и должно быть не соображая, шагнул прямо на проезжую часть.
Я немного успокоился, когда понял, что пистолет был газовым, но в следующее мгновение я чуть с ума не сошел: визг тормозов, удар, и Брюнино тело отбросило метра на три.
Едрическая сила! Полет Гагарина!
Я бросился к Брюне! Возле него уже суетился кривоногий водитель.
— Ты живой, парень? — взывал он к Сане, опустившись перед ним на колени. — Парень, ты живой?
Брюня приоткрыл покрасневшие веки. Глаза слезились.
— Парень, ты меня видишь? Ты видишь меня? Как тебя зовут? Сколько пальцев? Как тебя зовут?
— Саня его зовут, — сказал я, присев на корточки рядом с ними.
Вокруг собирался любопытный народ. Скривившись, Саня охрипшим голосом подтвердил мои слова:
— Да… Меня зовут Александр… Матросов.
И когда наши взгляды встретились, он криво улыбнулся. Потом, как ни в чем не бывало, он поднялся, отряхнулся и успокоил собравшихся:
— Граждане, не в этот раз! Всем спасибо!
Водитель от переизбытка чувств принялся было Саню обнимать, но тот резко отстранился:
— Э-э, чувак! Оставь меня в покое! Без обид!
— Ты как? — спросил я.
— Глаза печет и башка трещит. Срочно нужна анестезия.
— Я чуть не рехнулся, видя твой взлет…
— Водила — гад! Сначала сбил, потом полез обниматься…
— Никакого постоянства! Да? Брюня утвердительно чихнул.
Бутылку баба Таня давала, но с условием.
— Ребятки, — попросила она, — Булдыха все время занимает мое место. Скажете ей чего?