— Она что, раньше приходит? — спросил Брюня, чихнув.
— В том-то и дело, что нет. Но с ней ее сынок — бугай-переросток, — сгоняет меня.
— Где она?
Мы подошли к указанной тетке непередаваемых размеров и сказали:
— Послушайте, уважаемая! Говорят, вы тут несколько притесняете своих коллег…
— Якых ще калек?! — враждебно гаркнула она. — Що треба?!
— Послушайте, мамаша, — сказал я, демонстрируя одну из своих обаятельных улыбок. — Давайте попытаемся, насколько возможно, контролировать свою агрессию по отношению к друг другу.
Брюховецкий не выдержал и перебил меня на полуслове:
— Запомни, бомбовоз, еще раз обидишь бабу Таню — устроим тебе веселую-превеселую жизнь!..
— Андрий! — заорала Булдыха, глядя на кого-то позади нас.
— Та старая сука натравила на нас цих бандитов!
Мы обернулись, и я успел зафиксировать напоследок здоровенный кулак, который летел ко мне с превышающей все допустимые нормы скоростью.
Мои солнцезащитные очки с вафельным хрустом разлетелись, осколки впились в кожу, брызнула кровь…
Кругом поднялся невообразимый шум: бабий визг, топот и ругательства…Я был уверен, что лишился глаза…
Брюня отвел меня к себе, промыл рану и, забинтовав глаз, сообщил:
— Веко разрезано, ты теперь можешь сквозь него смотреть на мир. И под глазом разрез. Надо в травмопункт. И не в обычный. Есть такое челюстно-лицевое отделение. Около зоопарка.
— Глубокий разрез?
— Да не очень, но ведь это лицо, а не жопа — пусть лучше зашьют.
В ванную комнату, где мы сидели, вошла его мать.
— Ты где шлялся? — спросила она Саню.
Тот, не отвечая, включил душ, стал отмывать ванну от крови.
— Где хлеб?
— Хлеб? — переспросил Саня громко, стараясь перекричать шум воды.
— Ты вчера пошел за хлебом, — напомнила она.
— Да, я вчера пошел за хлебом… — Ну, и?
— Ну, и… нахлебался.
— Леонид, — обратилась ко мне Надежда Ильинична официальным тоном, — очень прошу, чтобы впредь не видела вас в нашем доме.
— Хорошо, — покорно ответил я. Настроение было ни к черту.
— Не бери в голову, — успокаивал меня Саня по дороге в травмопункт. — У меня она несдержанна, но отходчива. Бывает, на батю как обидится, ну прямо смертельно, а через минут десять, как ни в чем не бывало, шутит, смеется…
Я слушал его вполуха. Меня смущал мой внешний вид. Казалось, все люди пялятся на меня, хоть и отводят поспешно взгляд, лишь только я гляну на них.
Я их понимаю. Было на что посмотреть. Один глаз перемотан а-ля «раненый партизан», второй смотрел через тонкую щелочку «разноцветного заплыва».
В метро один алкаш вообще уставился на меня, как туземец на икону. Я уже хотел было послать его душевно к такой-то матери, но тут он подошел ко мне и сказал:
— Молодой человек, это, конечно, не мое дело, но вы замотали не тот глаз, у вас подбит другой.
— Спасибо, отец, не обращай внимания, так надо.
— Шутка такая, что ли? — Да, прикол…
— Ну и на кого ты похож?
Я не ответил, так как подозревал, что Аленин вопрос был, по большому счету, риторическим.
— Тебе самому не надоела такая жизнь? — задала Алена следующий вопрос.
— Не знаю, я как-то не думал об этом.
— А ты вообще думаешь?
Тут Саня тяжело и, по-моему, демонстративно вздохнул и даже позволил себе скрипнуть зубами. После чего изобразил на своем лице нечто напоминающее добродушную улыбку и сказал:
— Ладно, голубки, воркуйте. А я пойду, у меня целая куча неотложных дел.
Я поинтересовался, каких именно. Он на мгновение задумался:
— М-м, куча… Во-первых… Хлеба купить.
— У тебя же денег нет.
— Вот! Еще деньги достать. Все! Увидимся! Лишь только он вышел, Алена сказала:
— Он очень дурно на тебя влияет.
— То же самое обо мне говорит его мать.
— И она права. Вы дурно влияете друг на друга.
— Че ты паришь? — Я принялся нервно прохаживаться по комнате. — Он мой друг, и этим все сказано. Он не бросит, не предаст и может спокойно рассчитывать на такое же поведение с моей стороны. Он всегда будет на моей стороне, независимо от того, прав я или неправ, заслужил я это или нет… Короче, он мне друг, а я ему. Все.
— Да вы отличные, хорошие ребята, но только по отдельности. Вместе вы слишком гремучая смесь. Вам нельзя быть вместе.
— Херня! Мы должны быть вместе. Мы славно дополняем друг друга. Мы… это… как ночь и луна, как день и солнце, как Иисус и воскрес.
Алена дернула головой, смахивая белокурую челку с глаз.
— Прекрасная речь! Но, повторяю, по отдельности вы отличные, хорошие ребята… А вместе… Да что тут думать? Вы бандиты!.. Нет, хуже, вы хулиганы.