Он прекрасный психолог и хорошо разбирается в обыкновенных людях. А как иначе он мог бы управлять коллективом и манипулировать таким количеством людей?
Он — гениальный педагог. Мне даже кажется, что преподавательская деятельность — его истинное призвание.
Он умен.
У него нет чувства юмора, но зато в совершенстве развито чувство смешного.
Как режиссер Нельенов способен экспериментировать и не боится творческого эпатажа. (Да и сам по себе он человек незаурядный: имея два высших образования, он упорно пишет с ошибками: «щеты», «примьера» и «рипитиция»).
Он почти не репетирует с нами. Основную работу мы делаем сами. Но сделать из полусырого материала готовый продукт он может блестяще.
В конце концов он умелый художественный руководитель. И под его руководством корабль под названием «Черный карат» плывет. Постоянно тонет, но плывет.
Глава четвертая Режим дня
Каждый мой день расписан по часам. Не буквально, конечно. А в общем. Из крепких объятий Морфея меня выхватывает телефонный будильник. В пять сорок пять.
Чтоб окончательно проснуться, шлепаю под душ.
А после — кофе. Пара сигарет.
В ожидании такси пишу пародию для ПэМээС. (Есть у нас такая рубрика на «Европе». Сия аббревиатура расшифровывается как: «популярно-масові співи». Пародию поем под звуки расстроенной гитары).
К примеру, на песню «Одинокая гармонь»:
Или вот на самую популярную песню Митяева:
В шесть тридцать машина у подъезда. Еду на радио. А там соведущие — Лирчук и Владина. С ними я работаю с семи до десяти в образе шепелявого дяди Гриши.
Дядя Гриша — старик-алкоголик. Под маской этого персонажа я могу говорить в эфире что угодно. Дядя Гриша — хмельной глас народа. Бесцензурный рупор нашей эпохи. Яркий представитель низших слоев населения, и на все имеет собственное мнение.
После радио, если нет съемок или репетиции, возвращаюсь домой, чтобы поесть и в идеале вздремнуть.
Ну, а по вечерам, кроме вечера понедельника, у меня либо спектакль, либо репетиция, либо халтура на корпоративе. Домой прихожу поздно. Часов в одиннадцать. Ужин на столе.
В полночь я отключаюсь.
И так день за днем.
Самое счастливое время для меня наступает в дни съемок. Сыграл свою сцену, взял записную книжку, уселся где-нибудь в уголочке — пишешь. Пишешь, пока меняют свет или снимается чужая сцена; пока не позовут на площадку в кадр. Отснялся и снова пишешь. И так по кругу целый день. Два любимейших дела попеременно. С удовольствием занимаясь одним, отдыхаешь от другого: чай-кофе-сигареты… В середине дня привозят неплохой обед из трех блюд… Вечером отвозят на машине домой… Благодать.
Глава пятая Начало пути
До трех с половиной лет я упорно молчал. Совсем. Я мог улыбнуться, рассмеяться, нахмуриться или заплакать, но при этом не делал ни малейшей попытки произнести хоть слово.
И вот однажды мать стала одевать меня на улицу, но я отвел ее руку в сторону и довольно внятно произнес:
— Я сам.
Это не означает, что с самого детства я был чрезвычайно самостоятельным. Это вообще ничего не означает.
Одна моя знакомая тоже долго не говорила, а когда была с мамой на базаре, громко спросила у торговца арбузов:
— А почем картошка?
Зато читать и писать я начал очень рано. Задолго до школы. Сестра научила. А уж в самой школе я принялся за сочинительство. Прекрасно помню свое первое художественное произведение в прозе. Эдакий вольный пересказ какого-то фильма о служебной милицейской собаке.