Отправляюсь на кухню, включаю чайник. Закипает вода. Запариваю чай.
Когда тушу окурок, на пороге возникает моя незнакомка, завернутая в полотенце.
— Может, и перекусим по бутерброду.
— Сейчас, — говорю, — сделаю.
— А я пойду оденусь.
— Хорошая идея.
Из хлеба, колбасы и сыра сооружаю пару бутербродов.
— Сколько тебе сахару? — кричу в сторону комнаты.
— Как себе! — доносится оттуда.
Я засыпаю в чашку три ложечки сахара.
Она возвращается уже одетой. Я откровенно рассматриваю ее, любуюсь: поразительно похожа на американскую кинозвезду прошлого века Одри Хепберн.
Она усаживается за стол, берет бутерброд, пьет чай и… молчит. Упорно молчит. Словно не понимает, что я жду каких-то объяснений. Приходится начать самому:
— Вы кто? — спрашиваю любезно.
— Соня.
Имя она произнесла так, словно оно все объясняло. Во всяком случае, я надеюсь, что это имя.
— А я Леня.
— Знаю. Я смотрела твой паспорт. Тридцать три года, женат. Трое детей.
— На самом деле я в разводе. А детей, возможно, больше. Или меньше. В этом вопросе мужчина никогда не может быть точно уверенным.
— Ты почему не ешь?
— Нет аппетита.
— Тогда я съем еще один.
— На здоровье.
И опять она молчит. Делает вид, что все в порядке. Что нет никакого недоразумения.
Позже, когда я узнал ее получше, выяснилось что она ко всему происходящему в мире — что бы ни случилось — относится как к должному. Она ничему никогда не удивляется. И не понимает людей, которых что-то способно удивить.
— Послушайте, Соня, вам не кажется, что меня необходимо слегка просветить?
— По поводу?
— По поводу того, что я застал вас в душе. Она пожимает плечами:
— Ты сегодня слишком рано вернулся.
Жду, но она не собирается ничего добавлять.
— Понятно, — говорю.
— Я уже опаздываю, — сообщает она.
— Правда?
— У меня в одиннадцать тридцать встреча с Чичиковым. — Вот как… Гм…
— М-гу.
Соня хватает последний бутерброд и спустя мгновение испаряется.
Напоследок я слышу из прихожей:
— До завтра!
Затем щелчок замка и звук захлопнувшейся двери.
До вечера во мне крепнет подозрение, что кто-то из нас двоих — сумасшедший.
Есть еще предположение, что она какая-нибудь родственница Михаила Николаевича, о которой он не посчитал нужным упомянуть.
Ладно. Разберемся.
Итак, я вновь безработный. Не скажу, что меня это сильно беспокоит, но относиться безразлично, вернее сказать с полным пофигизмом, присущим мне в молодые годы, я уже никогда не смогу.
В тридцать три хотелось бы хоть какой-то стабильности и уверенности в завтрашнем дне.
Деньги пока есть. Но их мало. Недели на две. А ведь еще надо и детям хоть изредка чего-нибудь отсылать.
В общем, как ни крути, безработица это хорошо, но она мне сейчас не по карману.
К вечеру оживает мобильник. Вначале звонит Лирчук:
— Ленька, заедь завтра к одиннадцати за расчетом.
— Много там?
— Да нет, сотни две. Но у меня будет к тебе одно деловое предложение.
— Интересно. Выкладывай.
— Нет-нет-нет… Подробности при встрече.
— Лады.
Потом звонит Алексей Владимирович и тоже просит при первой возможности заглянуть к нему в редакцию.
— Непременно, — обещаю я.
— Когда вы сможете? — интересуется он.
— Часов в двенадцать, — говорю. — Нормально?
— Вполне, — уверяет он, — вполне. Буду ждать.
Экран моего мобильного не успевает потухнуть, как он опять начинает вибрировать и звонить мелодией из фильма «Криминальное чтиво».
На этот раз звонит Танилюк, по прозвищу Седой.
— Привет. Ты куда исчез? — То есть?
— То есть ушел из дома. Бросил театр. Хоть бы позвонил.
— Ты был в запое, — говорю.
— Ничего страшного. Навестил бы. Знай, запой — страна огромная, сказочная… Всем места хватило бы.
— Ну уж нет. Туда я больше не ездок.
— Не зарекайся.
— Не буду. Ты давно оттуда?
— Позавчера вернулся. Но вернулся не весь. Там осталось здоровье, восемьсот долларов и вера в себя. У меня депрессия.
— Ну? В чем она выражается?
— Хочу обратно.
— Возвращаться — плохая примета.
— Знаю, но есть закон: преступника всегда тянет на место преступления…
— Ты не преступник, — говорю. — Ты жертва.
— Я убил человека.
— Не гони.
— Убил человека в себе. Я помню.
— Забудь. Со временем ты его воскресишь.
— Я не Бог.
— Вот и не распинайся. — Хреново мне, Леня.
— Можешь мне не рассказывать.