Нищета, даже загримированная под бедность, угрожает свободе художника. Творческий человек работает не благодаря безденежью, а вопреки ему. Это настолько очевидная вещь, что я не стану тратить время и силы на лишние аргументы.
Талант должен быть голодным?.. Лживый, бесстыжий лозунг, запущенный издателями и литературными агентами. Вот кому выгодно держать нас в черном теле.
Сытость и праздность! Вот что должно сопутствовать моему творчеству.
Я пишу почти пятнадцать лет. Достойно выдержал испытание временем. Хочу пройти испытание «золотым тельцом». Верю, что пройду его с честью.
Правда, десять тысяч — не такая уж и большая сумма, но полгода-год можно жить припеваючи. Жить ни в чем себе не отказывая, не парясь о деньгах, и кропать потихоньку, кропать в свое удовольствие.
Заварив кофейку, выхожу на балкон.
Весна все-таки наступила. Набухли почки на деревьях. Распускаются цветочки и мужики. Женщины помолодели. Похорошели девушки. Из-под одежды проклюнулись девичьи пупки. Оголились шеи и стройные ноги…
Конец марта делает свое похотливое дело. Вижу, как один лохматый пес покусился на честь другого местного пса, породы Лабрадор. Однако тот оказался псом гетеросексуальным и, рыча и кусаясь, гонит лохматого по двору.
Я не работаю каждый день. Не пишу. Но каждый день об этом думаю. Могу неделю обдумывать всего лишь пару строк, а потом сажусь и крою почти набело несколько страниц. Затем перечитываю, черкаю, сокращаю… на следующий день или в тот же — если есть еще время и желание — переписываю все от начала и до конца, красивым почерком… И вновь проходит пару дней, я обдумываю следующий кусок… Параллельно могу обдумывать другую вещь, в совершенно ином жанре.
Есть еще записные книжки. В них я записываю все, что может пригодиться в будущем. Видимо, будущее не наступило. Почти ничего не использовал я из моей копилки.
Сажусь за письменный стол с твердым намерением «поработать». В ту же секунду раздается звонок в дверь, пронзительный, как зубная боль.
Иду открывать. На пороге Танилюк. На нем зеленая рубашка и потерявшие всякий цвет мятые брюки. В руках пакет.
Его опухшее лицо расплывается в неуверенной дрожащей улыбке:
— Мир вашему дому…
— Здорово, — говорю. — Проходи.
Выглядит он паршиво. Мешки под глазами, а в самих глазах тусклый блеск затаившегося безумия. Рыжая седина посеребрела, теперь он седой абсолютно, в свои сорок два года.
Проходим на кухню. Он деловито вынимает из пакета джентльменский набор столичного алкоголика: пачка сигарет, полтора литра томатного сока, плитка шоколада и, конечно, бутылка водки.
— Это зачем?
— Здрасьте! — возмущается он. — Необходимо обмыть твой переезд.
— Обмывай сам. Я не хочу.
— А что случилось?
— Обязательно должно что-то случиться, чтобы человек бросил пить?
— Да, должна быть веская причина. Цирроз. Сдача анализов. Любовь. Когда я влюбился, я, наоборот, начал пить. Давай выпьем за любовь?
— Зря стараешься, — говорю. — Или пей сам, или отстань. Он открывает бутылку.
— Есть рюмки?
— Есть чашка. — Дай две.
— Убирайся!
— Вторую — для сока.
Я ставлю перед ним две чашки.
— Знаешь, я ушел из дому, — сообщает Седой. — С опозданием на пять лет. Давно уже надо было решиться. А я терпел, тянул, надеялся, что все наладится. Глупо. Если люди и меняются, то только в худшую сторону.
— Почему?
— Потому что они стареют.
— Ты ушел с концами?
— Да, поверь, я никогда в жизни к ней не вернусь. Хватит!
— А что, — спрашиваю, — произошло?
— Весь день, часов пять, она пилила меня, читала нотации, даже оскорбляла, провоцируя меня и пытаясь втянуть в перепалку с ней. Она же без скандала не может. Скандалы заменяют ей секс. Так вот, значит, с самого утра она доставала меня, но я упорно хранил молчание, уставившись в телевизор. Она извергала целые монологи, а я был нем, как дохлый окунь. Наконец она не выдержала, у нее сдали нервы, она подошла к телику и выдернула шнур из розетки! Я встал, дал ей в морду и ушел.
Он наливает. Выпивает. Запивает.
— А вещи?
Седой меняется в лице:
— Твою мать… Я ничего с собой не взял… Ушел в чем был…
— Ну ты даешь…
— Ничего страшного. Я сейчас съезжу назад!
Он повторяет нехитрую процедуру: наливает, выпивает, запивает.
— Может, уже завтра?
Седой отрицательно машет головой.
— Только сегодня. Нужно покончить с этим раз и навсегда.