«26 Декабря 1985 года. Никакой новости про ледник, который двигался по океану, никаких паник по поводу глобального потепления. Ничего! Именно в этот момент я начал подозревать, что от гас что-то скрывали. Можно было им хотя бы отвлечь каким-нибудь лживым новым праздником, но нет! Все как жили, так и живут вокруг. Я тогда отчетливо понял, что воистину одинок здесь был только я. ОНИ уже все разузнали, явно не хотели, чтобы я что-то говорил. Вернулся я домой, а там… была записка, такая у НИХ первая стадия выбора: либо молчи, либо умри. Записка была так же красиво написана, сразу понял, что это ИХ посредник. В сути там прямо говорилось, чтобы я забыл думать о том леднике. Тогда не понял я, почему ОНИ не хотели так распространяться об этом. Ведь что случится, если люди узнают? На данный момент у меня лишь один ответ: люди не то, что не готовы к подобному, они даже на мечтательном уровне не могут свыкнуться — настолько их разум слаб, чтобы познать то, что познал я… В тот день ОНИ полностью перешли на меня по ИХ первой стадии выбора. Такое было ощущение, что мой город тоже присоединился к этой стадии: плакаты, хоть и не навязчиво, но намекали мне молчать и забыть о том моменте, снова став тем, кем я был до того момента. Тогда, еще не знающий «Я» подумал, что у меня просто паранойя. Я решил сходить к психологу. Из-за чего я только больше начал подозревать всех во лжи.»
«27 Декабря 1985 года. В этот день я сидел на кушетке, психолог казался мне очень опытным человеком. Я рассказал ему о своей нарастающей тревоге, хорошо не упомянул про ледник, что сделал правильно. Психолог слушал меня и записывал, а я не сводил глаз с одной маленькой детали. Пуговицы на его рукавах, они были золотые, а главное, со странной символикой. Я тогда поинтересовался, что это за фирма, а он, будто на автомате сказал: «Немецкая фирма “Seistill Oderstirb”! — как будто зная, что я сейчас спрошу, вдогонку прошлых слов, сказал, — на аукционе была, по дешевке. Нету ее больше, обанкротились!», — мне было ясно, что он лжет. Я ведь был знаком с немецкой модой и ни разу не слышал об этой фирме. Далее он прописал мне таблетки, которые, по его словам, должны избавить меня от параноидальной мысли. Я вернулся домой. Мое чутье подсказывало, что в таблетках что-то не так, они были в капсулах и очень темных. Пойдя к себе в лабораторию, я решил сделать экспертизу. Высыпал весь белый порошок из капсюли, залил его имитационной слюной человека, спустя несколько минут глянул, что там через микроскоп. Это было мерзко: порошок оказался очень маленькими червями в анабиозе, настолько маленькие, что через капилляры могут пройти без особого труда. А вот после этого я уже окончательно убедился в том, что меня уже вычислили и пытаются вывести из игры. Тогда я не понимал, за какой проступок, не понимал, причем здесь ледник и моя настороженность. В тот вечер родились вопросы, на которые я и по сей день не могу найти ответы.»
«31 Декабря 1985 года. Меня пригласили в Кремль, справить Новый Год. Несмотря на то, что я ничего не мог понять, притворился, что оставил эти мысли, из-за этого и согласился. По правде говоря, у меня изначально были планы, узнать, знают ли что-то верховные об этом. Было ли все очень плохо? Это еще мягко сказано. Все напились в усмерть, остался только я. Вот тогда и выяснилось, что эти люди, которых мы называли вождями, ЦККПСС всего лишь марионетки. Тогда вышли ОНИ во всей своей красе: пожилые и молодые, мужчины и женщины — и все как один, злобно улыбаются мне. Конечно, дабы отвести подозрения, я повел себя так, как никогда не находил эту новость. Поздоровался, спросил кто ОНИ, у нас завязалась “Дружеская беседа”, которая была допросом, но я держался, для вида, выпил таблетки, которые мне прописали, естественно, я заменил порошок на размолотый гематоген. Но, под конец ИХ беседы, я понял, что ОНИ в курсе того, что я обмануть пытаюсь. Главный ко мне и обратился: «Послушайте, Данило, прекращайте, это начинает выводить из себя. Мы понимаем, что это интересно и все такое, но Вы-то должны понимать, что тут у нас серьезные дела!», — многое из разговора я плохо помню. Но зато помню отчетливо три слова: молчать, печально, несчастный — вроде бы он говорил о том, что я очень полезный кадр и от меня не хотят избавляться, поэтому если я не буду молчать, то будет печально, если со мной произойдет несчастный случай. В кратком понимании — ликвидация.»