Контратакующим удалось вволю пострелять по отступающему противнику. Огонь их был исключительно точным. Одна из первых пуль сразила наповал командира французского десантного отряда старшего лейтенанта Лефебра.
Позже союзники всячески превозносили действия своего десанта. Будто бы он, несмотря на сопротивление, молодецкой атакой овладел батареей, вывел ее окончательно из строя, разломал пороховые ящики, и только подавляющее численное превосходство русских заставило десантников отойти, что было сделано в образцовом порядке. Основываясь на такой информации, газета "Тихоокеанское эхо" сообщала читателям: "Только с фрегатов "Аврора" и "Диана" было к нам направлено 400 человек команды, и это не считая кавалерии и двух рот пехоты гарнизона, и они снова отняли у нас свою батарею. После этого мы заставили большую часть русских пушек замолчать, и их команды возвратились на свои корабли". То есть менее чем сотня боеспособных моряков партии Попова увеличилась в 4 раза, а рота Губарева - вдвое.
Попытка развить наступление десанта и захватить порт и город с суши провалилась. И все же к полудню замок с парадной двери порта союзники сбили. Батареи "Путятинская" и "Восточная" смолкли. Все их орудия требовали восстановительного ремонта или замены..
Де Пуант рассчитывал покончить с защитниками порта за полчаса, а затратил на это четыре часа. Но зато теперь цель казалась близкой. Оставались "Аврора", "Диана", "Нахимовская" и "Домашневская" батареи - и вход в город открыт.
Союзники подтянулись ближе к порту, однако так, что увал на Корабельном мысу прикрывал их от выстрелов "Авроры" и "Дианы". "Форт", "Президент", "Пайк" и "Вираго" всею мощью своих 82 стреляющих орудий обрушились на внутренний замок порта - батарею Љ 2.
"А между тем и неприятель не зевал, а, подавшись вперед… открыл по Нахимовской такой огонь, что в продолжение получаса делал более нежели 250 выстрелов. Командир этой батареи - лейтенант князь Дмитрий Петрович Максутов был изумительно хладнокровен. Так как неприятель, имея на каждой из сторон своих фрегатов по две 2-пудовые бомбинские пушки, стрелял большею частью из них, то его ядра все долетали до батареи и, ударяясь в фашины, не причиняли слишком большого вреда; у нас же на батарее наибольшие пушки были 36-фунтовые, следовательно, стрелять из них можно было только тогда, когда неприятель увлекаясь подтягивался, чтобы действовать всеми орудиями батальным огнем. Князь пользовался этим как нельзя лучше, не горячился, не тратил даром пороха, а стрелял только тогда, когда по расстоянию мог судить, что его ядра не потеряны. Прекрасную картину представляла батарея Љ 2. Долго останется она в памяти у всех бывших в сражении 20 июля. 3 огромных фрегата, построившись в линию с левым бортом, обращенные к Нахимовской, но таким образом, что из-за Корабельного мыса ядра наших фрегатов не могли вредить им, эти три фрегата производят неумолкаемый огонь, ядра бороздят бруствер во всех направлениях, бомбы разрываются над батареей, но защитники его холодны и молчаливы; куря спокойно трубки, весело балагуря, они не обращают внимания на сотни смертей, носящихся над их головами, они выжидают своего времени. Но вот раздается звонкий голос командира: "Вторая, третья!"; взвился дымок, и можно быть уверенным, что ядра не пролетели мимо. Не обходилось и без потерь; от времени до времени появлялись окровавленные носилки, все творили знамение креста, несли храброго воина, верно исполнившего свой долг."
Де Пуант приказал "Вираго" под прикрытием дымовых завес фрегатов подойти ближе к батарее Љ 2 и расстрелять ее в упор. Для парохода это плохо кончилось: едва он высунулся из-за Корабельного мыса, как попал под прицел орудий фрегатских комендоров. "В #189; 12-го пароход, желая попытать счастья, высунулся из-за мыса, но, встреченный батальным огнем фрегатов, ту же минуту задним ходом пошел назад…"