Огонек был местом ночлега. В рубленном из вековых елей, просторном, как ангар, доме горел камин. За стойкой перебирала бумажки напудренная и накрахмаленная старушка. Мы назвали себя, сказали, что пять дней назад заказали по телефону… Старушка заглянула на полку и сразу же протянула нам пачку брошюр, газету и ключ.
Слегка поплутав в темноте по городку из одинаковых «кэбинов», мы разыскали свой ломик 73. В нем было все, что мы нашли бы в хорошей гостинице. Но, сверх всего, на спинке одной из кроватей, под картиной, изображавшей спелые груши, сидел полосатый маленький бурундук. Живой. Любопытный. Мы аж присвистнули: вот это сервис! Выше не прыгнешь – «отдельный номер с бурундуком», знайте, мол, что находитесь в заповеднике. Но в парке девять тысяч таких, как наш, номеров для ночлега. Девять тысяч бурундуков? Вряд ли… Небоязливый проказник юркнул сюда, как видно, во время уборки. Мы открыли пошире дверь. И бурундук сразу понял, где ему следует ночевать.
На сон грядущий развернули брошюры и карты. На них зеленый квадрат был уже не с костяшку от домино, а занимал всю метровую ширь листа. В этом масштабе выступали соблазнительные подробности земли, название которой – Йеллоустон – переводилось неожиданно просто: «Желтый камень». Газета, врученная нам старушкой, тоже называлась «Йеллоустон». Прямо под заголовком крупными буквами было написано: «Газета выходит один раз в сто лет». Мы приехали в юбилейный год. Парк отмечал круглую дату…
Во второй половине прошлого века, когда доступные земли Америки были почти полностью поделены, оставались земли в горах не только не застолбленные, но даже еще нехоженые. И вот охотники за бобрами (они всюду шли первыми) стали приносить вести, что есть-де земля, «куда страшно и заходить». Сейчас вспоминают, первым белым человеком, увидевшим Йеллоустон (в 1807 году) был Джон Кольтер. Рассказам его никто не поверил – «бедняга слишком долго был в одиночестве». Но и потом, полвека спустя, рассказы охотников были один фантастичнее другого: «Река течет так быстро, что нагреваются камни на дне». «Лес – каменный, трава – каменная». «Рыбу поймал, тут же рядом опускай в кипящую воду – ужин готов». «Фонтаны горячей воды бьют выше леса».
В 1871 году в горы послали официальную экспедицию – «положить конец выдумкам или их подтвердить». Экспедиция (в ней был и фотограф) поняла, что видит сокровище. Так ли было или не так, но пишут, что у костра пошел разговор: как распорядиться открытием, еще никем не застолбленным? Предложено было поделить землю. И это было бы делом обычным – даже открыватель пещеры в то время становился ее собственником. Но нашелся человек (это был некий Густав Доан), который сказал: «Нет. Частной собственностью это не должно стать!» Как видно, в экспедиции были люди, умевшие глянуть вперед. Они не только согласились с Доаном, но горячо взялись пропагандировать мысль о создании в Америке уголка «для удовольствия и радости». К ним прислушались. В 1872 году специальным законом был создан первый в мире заповедник «Йеллоустонский национальный парк».
Уже в первые годы тысячи дилижансов устремились в Йеллоустон. «Пошаливали индейцы», понявшие, что и отсюда, из гор, белые люди их вытеснят. Нападали на дилижансы бандиты. Но туристский «ручей» уже побежал в Скалистые горы. Правда, надо было еще зазывать, уговаривать (турист по привычке ехал в Европу). Газета, «выходящая в сто лет один раз», приводит рекламу тех лет: «Патриоты Америки! В этом году – не в Европу! В Йеллоустон!» А сегодня какую рекламу мы только не видели по дороге. Но только не рекламу Йеллоустона! Туристские реки текут сюда без рекламного побуждения. Текут из Америки и Европы. Два с половиной миллиона туристов в год. И если учесть, что река не течет равномерно, а разливается половодьем в сезон отпусков (июнь – август), то стоит ли удивляться, что в «природном театре», даже образцово организованном (девять тысяч благоустроенных номеров для ночлега, две с половиной тысячи кемпингов для палаток), мéста все-таки не хватает.
Утро. Мир после ночи сияет красками ранней весны. Синее небо. Сиреневый строй деревьев. Крутая зелень хвои. Застывшие ручейки из-под снежных пластов. Незнакомая птица чешет клювом синие перья. На припек выползли погреться из муравейника муравьи. Пахнет подогретой смолой. Капель с плоской крыши. Последние числа мая. Но тут апрель, и в самом зачине. Под соснами снег колюч. Автомобиль наш белый от инея. Пробуем заводить. Завелся. Но тут же смолк. Время дорого. Бежим к телефонной будке и подаем «SOS». Через пять минут ровно подкатил красный аварийный грузовичок. Веселый парень сказал: «Гуд монинг!» Не спросив, в чем дело, сразу полез в мотор и тут же крикнул: «Пробуйте!»
Завелось…
– Десятый случай за утро. Машина чувствует высоту. Три тысячи метров – воздух тонок…
Парень отозвался по рации и сейчас же умчался спасать кого-то еще от кислородного голодания.
Описывать по порядку все, что увидели за день, дело немыслимое. Природа тут сдвинула в кучу уйму диковинок. Озеро?.. Есть. Огромное, чистое! Горы?.. Самых причудливых очертаний, разного цвета, поросшие лесом, со снегами и без снегов. Лес?.. Нехоженый, нетронутый, непроглядный, главным образом хвойный – сосна и ель. Ручьи и реки? Ими питается озеро. А избыток прозрачной холодной воды уносит из озера речка Йеллоустон. Течет она поначалу в низких болотистых берегах, где можно увидеть лося, достающего из воды корм, наблюдать уток и лебедей, слышать плеск рыбы. Ниже река обрывается водопадом, высотою превосходящим обрыв Ниагары. А дальше – каньон, узкая желтая щель глубиной в три сотни метров. Реку сверху, с края каньона, видишь тоненьким пенистым ручейком…
Что же в этом музее природы открыто для глаз? Это важно подчеркнуть: «открыто для глаз» – большинство посетителей видят лишь то, что лежит у дороги. Правда, дорога мимо «шедевров» музея как раз и проложена. Мамонтовыми ключами названы гигантских размеров натеки солей. Теплые воды вынесли их на поверхность, и они застыли огромной перламутровой лестницей, твердым искрящимся водопадом. А рядом лужайки, болота, поросшие красными ивняками, сверкают блюдца озер… Смена ландшафтов, разного рода сюрпризы природы, частые встречи с животными в самом деле создают ощущение, что ты в музее, что все тут сдвинуто в кучу на забаву и удивление.
И мы ведь еще не сказали о самом главном, о гейзерах. Без гейзеров парк при многих своих достоинствах вряд ли имел бы столь много славы. Парят гейзеры по всему парку. Но есть площадка в Йеллоустоне, где гейзерам тесновато. Они, соревнуясь друг с другом, украшают синее небо султанами пара. Это особое место. (Мы непременно сделаем там остановку.) Но и вся земля парка еще не остыла после гигантской ломки, трясений, вулканических взрывов, какие были тут пятьдесят миллионов лет назад. Расплав магмы подходит в Йеллоустоне к земной коре местами ближе чем на два километра. Подземные воды (а их тут обилие) кипят, рвутся наружу, и по всему парку – на склоне горы, в глубине леса, у ледяной кромки озера – клубится пар. Весь парк, если глянуть с места повыше, – в белых султанах. В одном месте подземный пар прорвался наружу прямо посредине асфальтовой трассы. Место бережно огорожено. Сделан съезд, чтобы можно было заснять свистящую белую струйку. Снимаешь с забавным чувством: «Под асфальтом лопнули трубы, и надо бы звать ремонтников».
Есть места, где теплые воды образуют самых разных цветов озера. Вода бирюзовая, а дно у озер красное, ярко-желтое, цвета медного купороса. Окрасили дно бактерии, живущие почти в кипятке…
На 10—15 минут выходят туристы из автомобиля, следуя предписаниям на дороге: «Лучшая точка для обозрения», «Тут можно сделать хорошие снимки», «Место для отдыха». Задержаться в месте непредусмотренном не всегда можно – сзади сотня, а то и двести автомобилей. Мы ехали в день, когда, по сводке, в парке находилось пять тысяч автомашин. Медведей, которые нам попадались, снимали без особых помех. Но когда в парке одновременно собирается 25 тысяч автомобилей, ты будешь пленником на дороге. Правда, служба в парке безукоризненно четкая. Штат работников (более тысячи человек) дело знает отлично. Одни «отгоняют медведей от людей или людей от медведей». Другие дают информацию, сопровождают экскурсии, наблюдают порядок. Третьи убирают мусор, предупреждают дорожные пробки. В двадцати пунктах (на карте они отмечены рисунком широкополой шляпы) расположены станции рэйнджеров – особой охраны парка. Любой инцидент между человеком и зверем, между человеком и человеком, между природой и человеком – рэйнджер тут как тут. Машина «скисла» – ее сейчас же отбуксируют в сторону. А ведь надо еще прорву людей накормить, обеспечить ночлегом, врачебной помощью, сувенирами, обеспечить автомобилями и бензином. Для этого в парке есть еще одна служба, и тоже немалая (3 тысячи человек). Это уже мир коммерции. Парк отдан ему в концессию. И, понятное дело, коммерция делает все, чтобы деньги туристов осели тут, в заводях парка.