Индюшки, как немногие другие птицы, широко расселились по континенту. И не крылья им помогали в этом. Каждую осень, сбиваясь в стаи, птицы предпринимали большие пешие путешествия. По замечанию Одюбона задержать их на время может только большая река. «Они выбирают на берегу месте повыше и как бы совещаются, прежде чем решиться на переправу. Индюки клокчут, надуваясь и распушая хвосты, молодь и самки, как могут, подражают самцам. Наконец, возбудившись как следует, в тихий погожий день несколько сотен птиц начинают воздушную переправу… Старики одолевают реку легко. Молодые же часто падают в воду и, отчаянно работая лапами, добираются к берегу вплавь…»
Эти величественные картины, увы, дело прошлого. Человек сначала без всяких хитростей добывал индюшек сколько хотел, а когда стаи птиц поредели, стал примечать моменты, в какие индюшек легче всего добыть Птиц караулили на токах (брачные игры индеек – столь же занятное зрелище, как и у наших тетеревов: самцы демонстрируют наряд, бормочут, дерутся, иногда насмерть) Ночное сидение на дереве спасало индеек от многих врагов. Потерю одной птицы при нападении филина или белой совы стая считала «законной данью» и даже не покидала место ночевки. Но эта привычка при встречах с человеком-охотником оказалась для птицы роковой. «В лунную ночь, убив одну стрелок брал на мушку другую… Семь-десять индеек падало с дерева друг за другом прежде чем стая с шумом взлетала». Если учесть, что каждый землепроходец и каждый пионер-фермер был непременно охотником царству диких индюшек в Америке быстро пришел конец.
В последние годы предпринято расселение птицы в районы, где ее полностью уничтожили. Для этого попытались использовать давно замеченную страсть лесных индюков посещать индюшек на птичьих дворах. (Жизнеспособность потомства при этом всегда улучшалась, и ученые полагали, что домашние индюшата с приливом диких кровей выдержат испытания дикой природы.) Надежды, однако, не оправдались. Пришлось отлавливать дикарей там, где они еще сохранились, и выпускать в места былых обитаний. Эта работа, похожая на расселение у нас бобров, дала хорошие результаты – исчезающая птица снова стала объектом охоты. Но, разумеется, эта охота – спортивная. Она лишь напоминает американцам о тех временах, когда огромные стаи птиц кормили идущих в глубь континента людей.
Скунс и гремучка
Из множества видов животных Америки этих следует выделить и даже поставить рядом, хотя внешне они ничем не похожи. Гремучка – это змея, а скунс – небольшой, с кролика, хищник. Но есть у них и кое-что общее. Это коренные американцы, нигде, кроме Нового Света, они не встречаются. Еще в большей степени их роднят способы защищаться.
В природе немного желающих встретиться со змеею и скунсом (человек не является исключением). У них есть нелестные прозвища: «гремучка» и «вонючка», однако и тот и другой – джентльмены. Прежде чем причинить кому-нибудь неприятность, они обязательно предупреждают. И уж если ты идешь на рожон, пеняй на себя.
В Аппалачах, юго-западней Вашингтона, мы проезжали вечером после грозы. Над дорогой стоял пахучий туман. Ароматы лопнувших почек, талой земли и обмытой дождем хвои текли из леса к шоссе. Мы опустили стекла и сбавили скорость… И вдруг тишина запахов взорвалась резкой отвратительной вонью. Пеший человек, зажав нос, наверняка побежал бы. Машина «дурно пахнувший километр» проскочила за полминуты. Но мы развернулись – узнать, в чем дело. Предположение оправдалось – у края дороги лежал раздавленный кем-то скунс. Любопытство превзошло отвращение, и мы как следует разглядели зверька. На дорогу, как видно, он вышел небоязливо, но против автомобиля его испытанное оружие было бессильным…
Европейцы, переселяясь в Америку, конечно, сразу же познакомились с многочисленным в те времена зверем. Вот самые первые отзывы. «Дьявольское отродье… Оно скорее белое, чем черное, и с первого взгляда кажется, что его следовало бы назвать милой собачкой. Но каков запах! Ни одна выгребная яма не воняет так скверно. Я полагаю, что запах греха должен быть столь же отвратителен». Писавший это священник-миссионер, как видно, получил от зверька полный заряд химикалий. Натуралист прошлого века Одюбон, хорошо знавший природу Америки, пишет о скунсе: «Этот маленький, миловидный и по внешнему виду совершенно невинный зверек в состоянии с первого раза обратить в бегство самого ретивого храбреца… В детстве я сам испытал подобную неприятность… Мы заметили прехорошенького, совершенно незнакомого нам зверька, который добродушно обошел нас, остановился и посмотрел так приятельски, как будто ; опрашивался в компанию… Я не мог устоять от соблазна и в восторге поднял его на руки. Но красивая тварь прыснула своей ужасной жидкостью прямо мне в нос. Как громом пораженный, я выпустил из рук чудовище, преисполненный смертельного ужаса, бросился бежать…»
Любой деревенский житель в Америке расскажет вам о вонючке нечто похожее. Одних убийственной силы запах повергал в обморок, у других открывалась рвота, третьи бежали не чуя ног. «Одежда после атаки скунса две-три недели не годится для носки. Мытье, одеколон и окуривание нисколько не помогают». Рассказы эти, возможно, лишь малость преувеличивают силу оружия скунса, и потому мы с удивлением раскрыли рты, увидев однажды зверька на руках человека. Было это в Ситон-Виладж (Нью-Мексико), в доме писателя Сетон-Томпсона. Один из внуков писателя по деревянной лестнице сбегал куда-то наверх и вернулся за стол, держа в руках скунса. Ничего неприятного не случилось. Полосатый, с пушистым хвостом зверек был ласков необычайно, из рук принимал угощенье, посидел на коленях одного из гостей. Нам объяснили: скунсы легко приручаются, и потому опасности нет, зверек «позабыл» об оружии.
В природе скунс врагов практически не имеет. Он так уверен в оружии обороны, что не спешит убегать от кого бы то ни было. Да и бегать-то он не слишком способен. Скунс знает: все его обойдут. Медведь, лиса, волк – никто не желает встречи со скунсом. Окраска зверька предупреждает возможные недоразумения – белое с черным легко заметишь в лесу. Ну а если кто-либо по глупости или незнанию все же приблизится – тогда атака. Однако скунс стреляет лишь в крайности – зачем понапрасну тратить снаряды! Он обернется задом, подымет хвост, он топает ножками, привстает на передние лапы – «смотри, с кем дело имеешь!». Если и это не действует – пеняй на себя. Струя химикалий (главный компонент – этилмеркаптан) летит на четыре-пять метров, скунс вполне «понимает», что целиться надо в нос и глаза…
Против человека эта защита все же неэффективна. Ружье стреляет гораздо дальше, чем две подхвостные желёзки, а мишень хорошо заметный небоязливый дикарь отличная. На скунсов охотятся ради меха. И некогда очень распространенный зверек (он заходил на фермы, слонялся возле поселков) теперь уже редок. Лет сто назад Америка ежегодно давала на рынок четыре миллиона скунсовых шкурок. К тридцать годам этого века промысел снизился вдвое. В 1954 году было добыто всего лишь 140 тысяч, а в 1961-м – 50 тысяч шкурок. Считают, на ставшего редким зверя охотиться нерентабельно. Это, возможно, спасет «коренного американца» от полного истребления.
В пору всеобщего увлечения переселения животных скунса завезли к нам и выпустили в Киргизии, Дагестане, Азербайджане, Приморье. В 1933 году около трех десятков зверьков пустили также в Усманский бор под Воронежем. Скунс нигде не прижился. Причина как следует не прослежена, но известно: у части зверьков не было жизненно важных для них желез (их удалили, поскольку скунсы предназначались для звероводческих ферм). Можно только дивиться – чего ожидали от эксперимента? Лишенный защитного средства, зверек, конечно, был обречен. Небоязливый, легко заметный, он был превосходной добычей для хищников, например для лисы. Можно представить, как топал ногами скунс, как стращал нападавших, полагаясь на артиллерию. А она не стреляла.
Теперь о змее… Гремучка предупрежда возможное столкновение звуком. Во время охоты змея безмолвствует. Во всех друг случаях она пускает в ход погремушку. Это сигнал: обойди! Если все-таки лезешь или не слышал предупреждения, змея нападает. Укус гремучки опасен. Вот запись американского натуралиста (по Брему): «Я видел индейского мальчика, который был укушен змеей. Ни одно известное индейцам средство не помогало. На мальчика было страшно смотреть. Гангрена обнажила кость на укушенном месте… Несчастный умер».