Площадь была оцеплена. Монгольские всадники перекрывали все окрестные улицы. Бежать не представлялось никакой возможности. Вооруженная стража внимательно следила за пленниками. Но кто-нибудь из конных воинов нет-нет да и косился на памятник. Наверное, пример совдеповского искусства был кочевникам в диковинку.
У правого крыла областной администрации лежали трупы. Друг на друге — как бревна. Косов присмотрелся. Нет, это не горожане — мертвые монголы! Десятка три-четыре. А вон — и еще подносят. «Какие-никакие, а потери!» — злорадно подумал он. Хорошо… Или, наоборот, плохо? Что если дикари сейчас лютовать начнут?
Слева, на стоянке служебного транспорта, была устроена коновязь и разбита пара шатров. Лазарет, что ли?
У центрального входа обладминистрации — на крыльце и вокруг — стояли хмурые воины в тяжелых пластинчатых панцирях. Над сверкающими в лучах утреннего солнца шлемах возвышался длинный шест со связкой конских хвостов.
— Что здесь происходит? — взволнованно зашептала Ритка. — Прямо концлагерь какой-то!
— Скорее фильтрационный лагерь, — угрюмо отозвался Косов. — Эти узкоглазые ребята знают что делают. На площадях проще присмотреть за пленными и рассортировать их. Да и перебить в случае чего — нетрудно.
— Думаешь, до этого дойдет? — ужаснулась Ритка.
Косов пожал плечами:
— Хочешь — сама спроси у монголов.
Она не хотела.
Их повели не под памятник — к другим пленникам, а к крыльцу обладминистрации. Почему? Зачем?
— Бунчук, — задумчиво пробормотала Ритка.
— Что? — не понял Косов.
— Видишь та жердина с лошадиными хвостами? Это вроде главного знамени.
— Значит, где-то там должен быть и главнокомандующий?
— Значит, должен…
Перед знаменосцем с бунчуком, на самой высокой ступеньке крыльца, стояли в плотном кольце охраны двое. Одноглазый старик с изуродованным лицом и скрюченной, словно разбитой параличом, правой рукой. И молодой азиат, хищно скаливший зубы. Интересно, кто из них главный? Старый калека или ухмыляющийся юнец?
— Ритка, как по-твоему, те двое, под знаменем, кто они? — спросил Косов.
— Думаю, Субудэй и Джебе, — побледнев, ответила сестра.
Далаан спешился и подошел к ступеням русинского дворца. Крыльцо было невысоким, с парой вычурных бездымных светильников по обе стороны от массивных дверей. Зато сам дворец казался необъятным. Огромное здание в восемь этажей. Высокие, вмурованные в стены колонны. Диковинная лепнина. Бесчисленное количество одинаковых окон. Трехцветное знамя на крыше. Справа и слева — два больших крыла-пристройки в пять этажей каждое.
Далаан поклонился Субудэю и Джебе, но обратился только к Субудэю:
— Ты звал меня, непобедимый? Я пришел и привел русинку, которую ты хотел видеть.
Телохранители расступились. Джебе-нойон остался под бунчуком. Субудэй-богатур выступил вперед. Хмуро глянул за спину Далаана, поморщился:
— Сотник, я звал тебя и твою пленницу. Зачем ты привел с собой еще и этого русина?
Далаан вновь склонил голову:
— Позволь объяснить, непобедимый. Он брат русинки, и без него она не желает говорить. Я обещал сохранить ему жизнь, если она согласится помогать нам и отвечать на наши вопросы.
Субудэй перестал хмуриться.
— Что ж, это разумный договор, — одобрил он. — Как зовут твою пленницу?
— Ее имя Магритэ.
— И она действительно говорит по-монгольски?
— Я понимаю ее гораздо лучше, чем исковерканный ойратский язык хальмга, который убил себя из огненной трубки.
Субудэй улыбнулся:
— Что ж, Далаан, возможно, через тебя милостивый Тэнгри опять посылает нам удачу. Пусть твоим пленникам развяжут руки. Отсюда они уже никуда не денутся.
Приказ Субудэя был выполнен незамедлительно.
— Много ли знает твоя Магритэ? — спросил старый полководец, наблюдая, как пленники растирают посиневшие руки. — Или сведения, которые она способна дать, столь же скудны, как ее одежда?
— С ее помощью мы вернули золото, отправленное русинскому наместнику и похищенное на каменном пути: — Далаан кивнул на турсук, притороченный к седлу одного из воинов.