— «Мля-да-он-в-броннике-нах-х!» — истошно завопил кто-то.
Мешок Далаана с пустыми ножнами упал на землю. Обнаженная сабля рассекла воздух.
— «Ох-них-х-себе-тесак!» — изумленный выдох. Вытаращенные глаза.
И — рубящий удар. С плеча, с оттягом. Промеж этих самых глаз.
Хруст кости. Клинок, проломивший череп по самые зубы. Рухнувшее навзничь тело.
— «Мать-нах-х-ё-о-о!»
Еще взмах, еще, еще… Удар. Туда, где виден враг. И где слышен — тоже.
Больше не было нужды таиться и скрывать свое боевое мастерство. Далаан волчком вертелся среди обступивших его русинов. Сабля выписывала смертоносные круги и стремительные обманные финты. Рука ощущала слабое сопротивление разрубаемой и вспарываемой плоти.
Русины не бросились врассыпную сразу. Не успели. Или не смогли. Они оказались либо отчаянно смелы, либо слишком ошеломлены и ошарашены неожиданным отпором — ошеломлены и ошарашены настолько, что не отступили, когда еще было время и была возможность.
Вообще-то оно, конечно, хорошо быть смелым, если вшестером на одного и безоружного к тому же. Но если у этого одного в руках появляется сабля…
Далаан мог бы захватить полонянина, но тащить его по городским предместьям, а после — через открытый каменный путь, по которому снуют железные колесницы, было бы неразумно и опасно. Неоправданный риск. Вряд ли русин из разбойничьей шайки оказался бы ценным пленником. Вряд ли он рассказал бы больше, чем рассказывал Лука-аныч.
А потому…
Влажный треск, чавканье, горячие брызги во все стороны.
Видит Тэнги, Далаану вовсе не хотелось проливать эту кровь. Не нужно было ему это совершенно. Только вошел в чужой город — и сразу кровь. Не хорошо это. Не правильно и не разумно.
Кровь пролить — значит уходить. А он еще так мало узнал о русинском городе. Хотя кое-что все-таки узнал.
Один противник попытался пырнуть Далаана не в грудь или живот, а над воротом панциря. Русин выбросил руку с ножом, целя в шею и лицо. Не дотянулся: Далаан вовремя отпрянул, а там уж куда ножу против сабли?
Удар. Рука, отсеченная по локоть, упала под ноги Далаану. Из окровавленных пальцев выскользнул нож. Покалеченный противник завопил — громко и пронзительно.
Нельзя! Слишком много шума. Далаан еще раз взмахнул саблей. Крик оборвался булькающими звуками. Тело без руки и головы опустилось на землю, словно сложившийся кусок тяжелого войлока. Голова покатилась к воде.
Все? Этот последний? Нет. Один убегал. Кажется, тот самый, что нанес удар первым.
«Позовет на помощь! Поднимет тревогу! — пронеслось в голове. — Догнать! Нельзя упускать!»
Далаан бросился следом.
Беглец споткнулся. Упал. Тут же вскочил на ноги снова. Но краткая задержка оказалась для него роковой.
Далаан достал беглеца размашистым сабельным ударом. Клинок рассек одежду. Разрубил спину — глубоко, наискось.
Русин заорал и рухнул, крутанувшись на месте. Далаан увидел искаженное прыщавое лицо — молодое еще совсем, безусое — и раззявленный в крике рот.
Он добавил еще. Добил.
Русин дернулся и затих.
— «Нарки-долбаные-че-там-опять-творите-суки?! — донеслось откуда-то из-за кустов и заборов. — Милицию-мля-щас-вызову!»
Далаан отшатнулся в тень, держа саблю наготове. Но нет, никто не появился. Пока не появился. Однако тревогу могли поднять в любой момент.
Он задержался лишь для того, чтобы подобрать ножны.
Уходил Далаан тем же путем, что и пришел. Уходил быстро: после случившегося задерживаться в русинском городе было опасно.
Глава 10
Возле красного кирпичного гэра с жаровней под навесом на этот раз не оказалось ни людей, ни железных колесниц. На каменной дороге тоже было пусто, и Далаан с сабельными ножнами в одной руке и обнаженным клинком в другой беспрепятственно перебежал чулуум дзам.
Скатился в высокую траву за обочиной. Отполз.
Очир и Плоскиня ждали его в условленном месте.
— Плохо? — Очир все понял, едва взглянув на окровавленную саблю.
Бродник-урус досадливо крякнул, однако лишних вопросов задавать не стал.
Далаан вложил саблю в ножны и, не вдаваясь в объяснения, приказал:
— Уходим!
Они отползли от дороги. Негромкий условный свист собрал прятавшихся в траве воинов. Теперь следовало поскорее добраться до лошадей.
Увы, поскорее не получилось. Неожиданная помеха возникла на полпути к укромной ложбинке, где ждали с лошадьми и пленником братья Тюрюушэ и Тюрюубэн.