Яркими вспышками радости переливались городские стены, точно цветочное поле, волнуемое ветром. Серая равнина, вздрагивающая, словно от омерзения, мерцающая лента реки. Неужели — все? Но где же сама Иллиат?
Он разглядел демоницу, едва подумав о ней. Она сидела на том берегу и гладила тонкими пальцами ковыль.
Меч в руке налился тяжелой яростью, и Нехлад, забыв обо всем, пронесся над водой, воздел клинок… и едва успел удержать руку.
Равнины вокруг не было — был заповедный лес, а под мечом дрогнула, сжавшись в ожидании удара, родная рябина.
Морок! Яромир попытался развеять его усилием воли — не вышло. Прислушался к стуку сердца, но испытанный прием не сработал, не вернул его в явь. Тогда он, отступив на шаг, крикнул:
— Иллиат! Я знаю, ты здесь. Выходи!
— Я здесь, — подтвердила она, возникая меж деревьев. Ее нисколько не задело, что Нехлад назвал истинное имя. — Все вокруг — я, и ты во мне. Ударишь рябину, чтобы ударить меня?
Яромир не стал отвечать, да и задумываться над вопросом не стал. Все — морок, и слова демоницы не имеют значения.
— Подойди и отведай моей стали! Но она как будто не слышала.
— Все равно — не такой… — произнесла Иллиат. — Так, значит, обман? А если так?
Она взмахнула рукой, и видение сменилось уже знакомой тоскливой картиной запустения. Сожженный, а потом заболоченный заповедный лес, лес убитый, растерзанный… И в довершение жестокой насмешки — полуразложившееся тело Владимира Булата под черным обломком рябины.
— Тебе не одолеть меня, — покачал головой Нехлад. — Это все не мое. Я сумел отказаться…
— Дурачок. Вот в чем дело! Отказался, но твердо знаешь, что все, оставшееся за спиной, по-прежнему живо. Все не так…
Она говорила не с ним, а с собой, но Нехлад, не вполне понимая демоницу, чувствовал зловещий смысл в ее словах. Для нее «так» — это когда все, что дорого ему, действительно обратится в тлен…
Внимательнее надо было слушать Древлеведа! Не играть в опустошение, а уйти в него целиком! Череда видений обрушилась на Нехлада.
Стабучане разрыли могильный курган, несмотря на сопротивление сурочцев. Кровь на земле. Тела, обезображенные гниением, и тела, еще истекающие кровью, вперемешку. Среди них почему-то — Торопча без половины лица…
Толпа молчаливых лихов на пепелище, оставшемся от их поселения. Тинар, которого привязывают к четырем лошадям…
Глупо хихикающий брат, пьяный до невменяемости, за столом в грязной горнице. Окна наглухо забиты, в душном воздухе уже с трудом горят факелы. За столом еще дюжина человек, таких же до одури пьяных. Один, в котором трудно узнать Вепря, тискает девку, в которой трудно узнать Пригляду, а на шее девушки темнеет смертоносный цветок чумного бубона, который она старается прикрыть косынкой…
Бледный Белгаст с безумными глазами подносит нож к горлу спящей Незабудки…
На сей раз усилием воли Нехлад сумел прогнать наваждение. Сердце раненой птицей трепыхалось в груди, перед глазами плясали багровые пятна.
— Только посмей, — ощущая на прокушенной губе солоноватый привкус, прохрипел он. — Только посмей, Ледышка…
Иллиат кивнула — опять же, своим мыслям.
— Древлевед не из тех, кто держит слово. Придется мне самой взяться за тебя…
— Я убью тебя!!!
Меч со свистом рассек воздух… или все-таки Иллиат? Разобрать не удалось: демоница даже не отшатнулась — как-то отдалилась вмиг, а между ней и Нехладом возникла огромная птица с человеческим черепом вместо головы.
Яромир не успел придумать, как с ней бороться. Видимый облик навязывал представление о противнике, против которого бесполезен меч, навязывал условия безнадежного боя… Когтистые лапы обхватили Нехлада, прижав руки к бокам, ударили могучие крылья, и тварь, стремительно взмыв под облака, понесла добычу на запад — в Ашет… слишком далеко от оставшегося в Крепи тела.
Стук сердца быстро затихал вдали…
Но вдруг чудовище взревело, роняя слюну с клыков, и опало, точно мех, их которого выпустили воздух. Свободно парящий в воздухе Древлевед выдернул копье из его спины, схватил Нехлада за руку и молча повлек назад. Только на крепостной стене отпустил его и проворчал:
— Тебя просто нельзя оставить одного.
— Спасибо, — не вполне твердым голосом сказал Яромир. — Где Иллиат?
— Возвращайся в явь, — велел Древлевед.
— Но…
— Я сказал — выйди из нави!
Ничего не понимая, Нехлад все же послушался и открыл глаза в запертой караулке. Напротив него шевельнулся Древлевед. Он был задумчив и не спешил начинать разговор.
— Так что же Иллиат? Скрылась? — не вытерпев, спросил Нехлад.
— Да, пока я выручал тебя. Хотя уже совсем не уверен, что стоило это делать! Кажется, сойдясь с Иллиат, ты ухитрился решительно все сделать неправильно.
— Но что я мог сделать против этой птицы?
— Не в птице дело, — отрезал маг. — Ты поддался ей, позволил втянуть себя в ее игру и конечно же опять проиграл! Все, чему я тебя учил, пропало впустую.
— Но я ударил ее! Только почему-то даже не ранил…
— Это значит только одно: твоя ненависть, воплощенная в мече, слабовата для Иллиат.
— А твоим копьем ее можно сразить? Древлевед усмехнулся:
— Конечно! Оно было создано в древнем Баате, чтобы похищать души. Великолепное оружие против демонов.
Имя показалось знакомым, и Нехлад спросил:
— Не этим ли копьем был повержен демон, что правил в Баате под личиной царя и исполнял по три желания?
— Об этом еще помнят? — удивился Древлевед.
— Мало кто. А как оно попало к тебе?
— Неважно. Важно сейчас лишь то, что это тебе надлежало стать сильнее Иллиат. Это была твоя битва.
— Кто ты такой, Древлевед? — вздохнув, спросил Яромир. Небывалая усталость навалилась на него. — Чего ты добиваешься?
— Спросил бы лучше самого себя: чего добиваешься ты? — продолжал сердиться маг.
— Иллиат произнесла странные слова. Она сказала, что ты не из тех, кто держит слово. И поэтому ей придется самой взяться за меня… Что это значит?
Маска раздражения слетела с лица мага, заблестевший взор хлестнул холодной пощечиной.
— Я — тот, кто учил тебя быть сильным. Тот, чьи ожидания ты не оправдал…
— А почему ты сам не ударил Иллиат своим великим копьем, когда она была занята мной? — воскликнул Нехлад.
— Потому что я вообще не нуждаюсь в победе над ней. Мне она не противник. Однако ты, кажется, решил переложить на меня ответственность за собственное поражение?
Нехлад усилием воли взял себя в руки.
— Прости за дерзкие слова, я не хотел тебя обидеть. Я просто пытаюсь понять, что происходит…
— И зря! Сколько раз говорил я тебе, что все вопросы, все интересы нужно направлять внутрь себя! Только в собственном «я» протекает настоящая жизнь. А ты норовишь все сделать для кого-то, ради чего-то. Месть, покой Незабудки, спасение каких-то дряхлых душ… А ты бы пожелал убить Иллиат просто так! И тогда все ее мороки были бы бессильны. Впрочем, что теперь говорить. Ты проиграл.
— Но ведь я жив! Значит, будет и другая встреча…
— Конечно, будет. Только придется тебе подождать, пока я не решу, что делать дальше.
…Через ликующую толпу Нехлад шел как в бреду. К нему прикасались десятки рук, ему кричали что-то восторженное — он не слышал, не ощущал, будто от яви его отделяла толща воды. Мысли теснились и путались. Проиграл. Не оправдал ожиданий. Древлевед не из тех, кто держит слово. Конечно, будет. Только в собственном «я». Проиграл…
Куда делся маг, он не заметил. Добрел до своих покоев, не зажигая света, нашарил постель и упал на нее, с облегчением погрузившись в сон.
Однако вскоре его разбудили четверо Ярополковых бойцов.
— Велено взять тебя под стражу, сурочец!
Многое успели сурочцы в Новосельце выстроить: и укрепления, и капища, и торговый ряд, и мастерские, и общинные дома. А вот тюрьмы не построили. Ярополк восполнил этот пробел и в одном из кремлевских подвалов, прежде служившем простым хранилищем, разгородив перегородками и железными прутьями, устроил поруб.