– Да не за это вас хочет выгнать Магистрат. Вы сектанты и заговорщики!
– Неправда. Мы люди науки.
Старичок обиженно отвернулся, а сердитый посетитель обратился к Младшему на инглише с резким акцентом, опознав в нём иностранца. – Не слушай его, чужеземец. Мы в Гамбурге не против знаний. Но они – шарлатаны. Забивают молодым головы всяким довоенным дерьмом, а те после этого сходят с катушек. Отправляются странствовать и учить нищих бесплатно. А поскольку они ещё и сраные пацифисты, им режут глотку первые же разбойники. Но бывает и хуже. Неофиты уходят в эту Академию, чтобы стать там дармовой рабочей силой с промытыми мозгами. А кто-то отправляется по городам, новых дурачков заманивать. Так и плодят себе подобных. Это паутина! Из пяти городов их уже выгнали. Они и наш славный Гамбург хотят захватить. Хитрые, как рептилии. Если бы они учили чинить машины и ветряки или строить плотины… им бы только рады были. Но они внушают, что все люди братья, что надо за руки взяться и в будущее вместе идти... тьфу! Нас вырежут и разграбят через месяц, если мы такие взгляды примем. Ну, ничего. Легион наведет порядок. Выбьет эту дурь.
Данилов узнал лозунг, который слышал от штурмана Свенсона.
– Неправда! – у экумениста-старьевщика чуть очки не свалились в тарелку. – Ты просто пропил свои мозги, Шульц.
– Истинная правда, – гробовщик выпятил вперед своё пузо. – Привозите своё барахло на рынок, а здесь вам не место.
Он снова повернулся к Александру:
– Магистрат разрешил им держать ремонтную мастерскую и торговое представительство, и точка. Никакой академии. Пока у нашей Консервативной партии большинство в Ратуше, этого притона в Гамбурге не будет. Они и арендную плату за землю задолжали. И какую-то дешёвку пьют вместо нормального пива, а едят дрянь соевую. Впрочем, ну их к дьяволу
Данилов по-прежнему верил, что он на верном пути. Паутина, значит… Опутавшая многие города…. Их не любят и боятся. Да, это то, что ему нужно! Значит, разум с кулаками.
«Гробовщик» Шульц, изрыгая проклятия, ушёл, а Младший засыпал Клауса… точнее, герра Бринкерхофа вопросами на своём плохом английском, но тот вдруг жестом показал, что разговор окончен.
– Увы, юноша, время вышло, – он постучал по часам на цепочке – полдень, сейчас у меня по расписанию пробежка трусцой. Похоже, он торопился уйти, потому что спор привлёк к нему ненужное внимание. Из-за соседних столов нет-нет да и бросали на проповедника настороженные взгляды крепкие парни, похожие на цеховиков, с которыми Младший не так давно дрался.
– Расскажите хотя бы, как найти Академию, – не унимался Данилов. Не отставая от Клауса, он вышел за ним на крыльцо. – Я могу прийти завтра.
– Академии тут больше нет. Офис закрыт, – повторил проповедник усталым голосом. – И будет закрыт, пока не пройдёт суд Магистрата. Это примерно месяц. Но я уже могу вам сказать… суд ничего не даст. Нам не дадут открыться. Нас выгнали. Если хотите большего, отправляйтесь в Гарц самостоятельно, там сердце нашего Основания. А я побежал. Чао.
И так как составить ему компанию на пробежке экуменист не предложил, Данилов остался один на крыльце. Он вернулся в трактир и сел за тот же столик, с которого официант как раз убирал тарелки. Чувствуя себя персонажем фильма про жизнь древних, заказал «эспрессо» (назвав напиток «экспрессо», но подавальщик прекрасно его понял). Кофе Саше не хотелось, но ему необходимо было немного посидеть и пораскинуть мозгами.
И тут он заметил на столе, под деревянной подставкой, на которой стояли баночки с солью, горчицей и ещё какими-то приправами, краешек глянцевой бумаги. Младший воровато оглянулся: никто не смотрел в его сторону. Потянул бумажный прямоугольник к себе и спрятал в карман. Может, это паранойя, но лучше не привлекать внимания.
Выпил кофе – совершенно обычное – и вышел на улицу. Свернул в сквер – там наверняка найдётся, где присесть..
«Их представительство хотят закрыть. Как и в Питере. Значит, они что-то из себя представляют… Раз их так боятся. Стало быть, мне туда».
Младший сел на скамейку, старинную, отлитую из металла, красивую, хоть и потемневшую от времени, с гнутой спинкой, украшенной завитушками. На ней было много царапин и сколов, но, похоже, их специально не заделывали и не подкрашивали. Это были отпечатки прошедших десятилетий, а может, и веков.
Полистал буклет. Ничего особенного. В Питере он уже видел такой. Только тот был на русском языке, а этот – на английском и немецком.
На обложке уже знакомая свеча и три человечка разных цветов. Стоят в пламени, держась за руки, но не сгорают. М-да… Но, может, эта околорелигиозная шелуха нужна, чтобы найти подход к сердцам измотанных и неграмотных обывателей?