«Данке шён», – сказал Саша непонятно кому. И не добавил чего-нибудь обидного. Обиды не было. Порядок есть порядок! Интересно, что порядок в этой избушке не нарушил никто, ни случайный прохожий, ни даже разбойники. Видимо, и у разбойников имелись какие-то этические понятия.
Александра уже не трясло. Значит, температура больше не поднимается. Он достаточно хорошо изучил свой организм и знал, что будет дальше. Надо растопить печь и вскипятить воды. Дров в поленнице много, а вот вода в колодце оказалась покрыта коркой льда. Не очень толстой, её можно разбить ведром, которое стояло тут же, на бортике, пристёгнутое к вороту цепью. Но Саша решил, что сделает это позже, когда немного оклемается. А пока отстегнул от карабина ведро, набил его доверху снегом, поставил на печку.
С печью он справился на удивление легко, видно, тяга была хорошая. Когда щепочки разгорелись, он подбросил в топку несколько толстых поленьев, посидел рядом на табурете, глядя на огонь; потом плотно прикрыл дверцу. Воздух в избушке очень быстро прогрелся, хотя стены были ещё промёрзшие. Ничего, будет следить за печкой и вовремя подкладывать дрова. Скоро можно будет снять куртку и ботинки.
Снег в ведре быстро таял и уменьшался в объёме. Данилов ещё пару раз выходил за ним на улицу. В результате, у него теперь было чуть меньше половины ведра воды. Он налил доверху чайник, поставил его туда, где самый жар. Потом осмотрел подаренный кусок мяса и решил сварить его завтра, а пока положил пакет на пол около входной двери, там оно не должно испортиться. Есть совершенно не хотелось. Хотелось дождаться, когда закипит чайник, заварить чаю побольше, выпить ещё один порошок и лечь.
Александр надеялся, что скоро ему станет лучше, но и весь следующий день он провёл в постели, то трясясь от озноба, то обливаясь потом. Изредка вставал к печке, следя, чтобы огонь не погас. Много спал, пил много чая. Голова болела, но кашель стал полегче, не такой изматывающий.
На третий день он понял, что идёт на поправку. За окном было ещё темно, но Саша чувствовал, что выспался. Температуры не было, от болезни осталась только слабость во всём теле. Хорошо, сегодня он ещё побудет здесь, сварит, наконец, чего-нибудь поесть. Может быть, нагреет воды и помоется. Может, даже устроит небольшую постирушку. Не хотелось бы прибыть в Академию грязным и в пропотевшей одежде.
Он пошурудил в печи кочергой и подбросил дровишек. Положил конину в кастрюлю, залил водой, посолил. Когда вода закипела, ложкой снял серую пену, передвинул ближе к краю, на слабый огонь. Теперь варево должно долго кипеть. Часа два-три точно, может и больше. Запах ему не очень понравился. Мясо не было испорченным, но сюда бы приправ каких-то добавить, или лука. Где-то у него в рюкзаке должны быть бульонные кубики… Есть это не хочется, но не пропадать же добру. Может, когда завтра пойдёт пешком, да в гору, аппетит появится.
Вдруг Саша услышал звуки снаружи. Кто-то ехал, не таясь. И звонил в колокольчик. Вот повозка остановилась, заскрипел снег под ногами. Он напрягся. Дверь закрыта на засов, может, затаиться… Не получится, из трубы дым, перед домом следов полно…
– Салам алейкум! – услышал Младший. Гость был уже на крыльце.
Каким еще аллейкам? Где деревья растут? Голова еще плохо соображала.
Вскочил. Отложил ружьё, но пристегнул кобуру. Вышел решительно, стараясь не показывать беспокойства.
На дорожке у хижины стояли сани. Большой рыдван на полозьях. На нем коробки и мешки. В сани запряжены две невысоких мохнатых лошадки. А может, пони.
На крыльце прямо перед ним стоит низенький человек-колобок в лохматой шапке.
– Салам алейкум, – повторил маленький немец. Голос у него был басовитый.
– Алейкум салам, – Младший знал, как надо приветствовать людей такой веры. Хоть и подозревал, что выговаривает неправильно, но ещё никто не обижался.
Германец был коренастый и смуглый, в полушубке из овчины, шапка его была вроде тех, что зимой носят татары и башкиры.
Нельзя выглядеть совсем безоружным и безобидным. Ещё одно правило торговых отношений с незнакомцами, которому научила Александра жизнь. Оружие должно быть на виду, но нежелательно хвататься за него и наставлять на оппонента. Тем более, у того тоже было ружьё за спиной.