Когда Младший примерно пересказал эту фразу Скаро, тот перевел с норвежского.
– Он сказал: «Чувак, не нервничай. Ты не в моем вкусе». Да не ссы! Тут радужные редкость. Капитаном такое не приветствуется. Женщин не видим месяцами, но работа выручает. Ну и журнальчики.
При этих словах Финн хихикнул.
– Ничего, скоро заход в порт, – усмехнулся молдаванин. – Там оторвемся.
Младший выдохнул. Если уж он в ордынском лагере выжил, то стыдно бояться каких-то европейцев. Впрочем, на «зоне» в одном плане было спокойнее: все-таки там свои, русские, пусть и в наколках. Хотя там душевые похуже, и доступны только привилегированным заключенным. Но Младший был как раз таким. Не блатным, ясное дело, а «придурком». Но очень нужным ордынскому упырю-коменданту для ведения архивов и лагерной бухгалтерии. А как бы он иначе выжил?
Даже там он не смог приучить себя к мысли, что мытье – дело коллективное, а не интимное.
Робы стирали в прачечной по очереди. Имелся специальный график. Значит, и Младшему когда-то придется. Ну, не боги горшки обжигают.
Переодеваясь в чистое возле кабинки, Александр понял, как сильно болят у него руки. Кисти покраснели и распухли, их саднило, хотя серьёзных порезов не было. Наверное, несмотря на рукавицы, на кожу все же попадало слишком много соли. Ещё он ушиб палец об край одной из засолочных ванн, и тот ныл, как больной зуб. Может, сходить к коку? Нет, несерьезно. Засмеют. Само пройдет. И хорошо бы найти антисептик. Или чем ещё можно обработать руки?
После смены положен отдых. Пространство средней жилой палубы было разделено на комнатки для четырех-шести человек. Внутри их каюты (которую чаще называли кубриком) было хоть и тесновато, но почти уютно. Имелся откидной столик. Спальными местами были хоть и жесткие, с потрёпанными матрасами, но достаточно удобные раскладные койки. Еще тут был задраенный наглухо иллюминатор, из которого можно было увидеть только серую гладь моря.
Саша облегчённо выдохнул при виде помещения, где ему придётся прожить какое-то время. Он уже нарисовал себе в воображении что-то вроде казармы, где в подвесных гамаках спят двадцать, а то и тридцать матросов, туго набитые сюда, как селёдки в бочках. Ему случалось ночевать и в бараках, но там хотя бы была твёрдая земля.
Скараоско указал ему на свободную койку, показал куда сложить вещи – для этого имелась штука под названием рундук, по виду как из антикварного магазина. Младший замешкался с размещением, Скаро не стал ждать и сказал, чтобы тот догонял их и шел в «кантину», потому что через десять минут приём пищи. Румын ушёл вместе с еще одним чуваком, коротко стриженым парнем, которого звали Василий. Вроде он был мотористом.
Младший догадался, что имеется в виду столовая. Он довольно легко нашел дорогу, хотя никаких указателей на стенах не было. Просто надо идти туда, куда идут все, словно олени на водопой.
Его узнавали. И те, кто просто отметили новое лицо, и те, которые видели его в момент прибытия. Ему что-то говорили, а он кивал и вежливо улыбался.
Наконец, добрался до «кантины». Над открытой дверью табличка «Messroom», а Скаро, видимо, по привычке называл её по-сухопутному.
Большой зал оказался освещен чуть лучше, чем рабочие помещения. Тут стояли тяжелые столы, прикрученные к полу и крепкие металлические стулья. Под задницами таких здоровых лбов – обычные пластиковые сидения из обычного кафе быстро бы сломались.
– О, Александру! Проходи, дружище. Садись, – молдаванин придвинул ему стул, – Сейчас представлю тебя.
Он поднялся и заговорил на английском.
– Представляю вам нового члена команды. Это Александр. Вы не поверите, но он русский, из Петербурга. Мы подобрали его в море, где он болтался как... поплавок. Пробудет с нами… пока не отработает билет. Но, если ему понравится, останется тут навсегда.
Английским, да и норвежским Скаро владел так, что видно было – не по учебникам учился. Такой беглости можно добиться только через живую речь. Возможно, произношение хромало, но все его понимали.
Кто-то просто посмотрел на Сашу, кто-то кивнул, другие подходили пожать руку, называли свои имена.
Естественно, Младший не запомнил даже половины, да и тех завтра же забудет. У него было плохо с памятью на имена, голоса и лица, тем более, что многие тут выглядели, как братья – коротко стриженные, мускулистые, с рожами, будто топором вырубленными. Глаза холодных оттенков, ежик волос на голове (у тех, кто не лыс) – светлый. В общем, в одной стране таких называли истинными арийцами.