— Актер Янсон из «Аркадии»… Янсон!
Чему они так обрадовались? Янсон стоял в застегнутом доверху летнем пальто, хмурый и грозный, как католический священник, словно ветхозаветный пророк. Он простер руку в синих жилах, с длинными пальцами. «Ну, сейчас начнется Вейденбаум!» — прошептала, как бы падая в обморок, одна из четырех соседок Андра.
— Восстань, восстань, свободный дух, восстань — разбей оковы гнета!..[112]
Могучий бас грохотал над головами слушателей, даже окна дребезжали. Не только в зале, но и те, кто стоял на улице, — все замерли. Андр Калвиц с раскрытым ртом весь подался вперед, почти навалился на плечи соседа, сидевшего впереди, но тот даже и не замечал. Бурлящий, грохочущий поток декламации всех увлек за собой. Даже околоточный словно онемел, чувствовал, происходит что-то недозволенное, но был доволен, что публика наконец утихомирилась. Лицо у него уже не было багровым, фуражка надвинута прямо на лоб.
Отрубив стихотворение Вейденбаума, Янсон поспешил к выходу. Публика хлынула за ним, не слушая председателя, извещавшего о следующем собрании. Два устрашающего вида городовых стояли у ворот и словно следили за тем, чтобы из общества «Надежда» не унесли домой что-либо недозволенное. Третий, громко крича, разгонял толпу на улице, не позволяя останавливаться. У блюстителей порядка был такой вид, будто каждый выходящий совершил преступление против закона, его следует задержать и отвести в участок.
Андр Калвиц вышел вместе с отцом. Ему казалось, что голова горит, он сорвал шапку. Поблизости они заметили Андрея Осиса, Анна с Мартой еще не выбрались из толпы. Мимо проплыли те две девушки в больших шляпах. Одна из них, высокая, толстая и вспотевшая в своем синем платье, походила на откормленную утку. Другая, тщедушная, высохшая, в черном пальто и сама черная, с длинным острым носом, была похожа на подкидываемую ветром ворону.
— Расходитесь! — орал городовой, вращая выпученными главами.
Подошли Анна с Мартой, и все направились домой — на этот раз прямой дорогой, через Лагерное поле. Компания молодежи, шедшая в другую сторону, вдоль корсетной фабрики Брокхаузена, через Тукумскую железнодорожную насыпь, в маршевом такте хором декламировала: «Восстань, восстань, свободный дух!»
Андрей Осис еще не остыл от возбуждения, на ходу своей сучковатой палкой из можжевельника он бодро взрывал песок Лагерного поля.
— Ну? — спросил он, глядя искрящимися глазами на Калвица.
Тот покрутил ус и покачал головой.
— М-да!.. — отозвался раздумчиво.
Андр шел, опустив голову. В ушах у него все еще звучало стихотворение Вейденбаума, он не различал окружающего.
За песчаными буграми над густыми зарослями черной ольхи поднимались трубы ленточной фабрики и мануфактуры Холма. Закат бросал розоватый отблеск на озеро Мариинской мельницы. Позади над Алтонавскими садами блестел шпиль колокольни лютеранской церкви. Медленно прогудел колокол.
— Ага! — зло рассмеялся Андрей. — Должно быть, опять какого-нибудь бедняка засыпают землей на лютеранском кладбище. У священника заведется лишний рубль в кармане, чтобы снести в городскую сберегательную кассу. Этот может скопить! — Потом мысли его перескочили на другое, он очертил палкой круг в воздухе. — На будущее лето сроют эти песчаные холмы. Мусорные ямы засыплют. Начнут строить вторую городскую больницу. Одной, что на Рыцарской улице, мало — переполнена, не может всех вместить. С заводов каждый день привозят десяток людей с оторванными пальцами и обожженными лицами. На предохранительных устройствах фабриканты экономят немало денег.
Марта устала идти по рыхлому песку. Андрей взял ее на руки. Остальные также казались утомленными, никому не хотелось разговаривать. Только во дворе Фрелихов Андрей остановился перед Калвицем и окинул его улыбающимся взором.
— М-да… — протянул тот, не сумев и на этот раз ничего добавить.
Калвиц сразу же собрался уходить на свой постоялый двор. Ни за что не хотел оставить на ночь лошадь на попечение конюха. Завтра после обеда непременно надо выехать, дома ждут неотложные работы. После завтрака Андр пусть придет и поможет закупить все нужное.
Андрей Осис и Андр проводили его до пароходной пристани. Всю обратную дорогу молчали, занятые своими мыслями, Только у ворот дома Андрей громко рассмеялся и сильно хлопнул Андра по плечу.
112