За городом Петр мог бродить по полям и по улицам слободы предоставленный самому себе. Юный Царь верховодил большой компанией своих сверстников. Петр любил играть в войну, и ему еще не было двенадцати, когда он получил разрешение построить деревянную «потешную фортецию» на участке рядом с домом, где жила его семья. В этой крепости было все — башни, бастионы и земляные валы. Он научился возводить стены из кирпича и работал вместе с мастеровыми. Петр умел также стрелять из пушки и, вовлекая в свои игры сыновей сокольничих, егерей, конюхов и прочий придворный люд, муштровал их и заставлял участвовать в баталиях. Сыновья бояр, прослышав о столь увлекательных занятиях, вскоре вместе со своими слугами переехали из Москвы в Преображенское и присоединились к воинским забавам. Они тоже были зачислены в роты. Один из друзей Петра привел смышленого парня по имени Александр Меншиков, которого, по преданию, он увидел продававшим пирожки с мясом на Красной площади. Меншиков стал лучшим другом Петра и его сподвижником. Уже в юношеском возрасте у Петра было два батальона примерно в 300 человек, одетых в придуманную им форму бутылочного цвета. Эти товарищи по играм, которых он назвал «потешным войском», в дальнейшем составили ядро Преображенского и Семеновского полков, элитной гвардии русской армии, просуществовавшей до самой революции.
Еще в молодости Петр усвоил принцип, которому следовал всю жизнь: продвижение по службе должно производиться по заслугам, а не по знатности происхождения. (До тех пор, пока Царь не почувствовал, что набрался достаточно опыта, он сам состоял на службе в малых чинах.) Это поразительное нововведение в обществе, в котором каждое утро знатные приближенные рассаживались на приеме у царя в соответствии со скрупулезно просчитанною степенью своей родовитости, было поистине революционным.
Однажды пятнадцатилетний Петр обнаружил в одном из строений, принадлежавших Романовым, парусник необычной конструкции. Это было английское судно, возможно, подарок английской королевы Елизаветы I Ивану Грозному. Петр спустил его на воду и разыскал старого голландского шкипера, который научил Царя ходить под парусами. Это было настоящим откровением — лодка, плывущая против ветра; такого русские еще не знали. Так родилась всепоглощающая страсть Петра к кораблям и морю, длившаяся всю его жизнь. Из-за этой страсти история России совершила крутой поворот.
Петр превращался в исполина — человека ростом более двух метров, с отменным аппетитом, богатырской силой и завидной выносливостью. Голыми руками он мог согнуть серебряную тарелку, как лист пергамента, свалить дерево, подковать лошадь. Он любил и знал механику и отличался ненасытной любознательностью. Всю свою жизнь, увидев какое-нибудь приспособление, часовой механизм или навигационный прибор, Петр, как правило, с первого взгляда определял его назначение, без труда разбирал его и снова собирал. Его привлекали многие ремесла. Он освоил каменную кладку и приобщился к плотницкому делу. В итоге Царь приобрел четырнадцать профессий. Он умел вырвать зуб, отлить пушку и сшить сапоги. Подрастая, он все чаще наведывался в Немецкую слободу и подмечал там западные обычаи. Петр подружился в поселении иностранцев с искателем приключений из Женевы Франсуа Лефортом, поступившим на русскую воинскую службу, и смекалистым шотландцем генералом Патриком Гордоном, прибывшим в поисках удачи в Россию при Царе Алексее Михайловиче. С ними и с другими грубоватыми приятелями и подругами Петр научился пить спиртное, курить и разыгрывать непристойные шутки.
Петр мог выпить чрезвычайно много, и иногда, подобно своему отцу, наводил ужас на всех окружающих вспышками ярости. Однако он обычно довольно быстро трезвел, забывал о гневе и спокойно возвращался к серьезным делам.
В 1696 году, после смерти своего сводного брата Ивана, двадцатичетырехлетний Петр стал единоличным правителем России. Он с самых первых лет правления осознал свое призвание Царя. По его словам, это означало разрушить оковы незыблемых обычаев Московии и повести свою страну в новый день, который будет лучше сегодняшнего. Петр мечтал одним махом наверстать упущенное за два века татаро-монгольского ига. С восхищением наблюдая жизнь Немецкой слободы, Царь пришел к выводу, что для ликвидации двухвекового отрыва России следует как можно скорее перенять достижения западной культуры и техники. Уже на следующий год после смерти брата он принял поразившее всех решение — отправиться в Европу и увидеть все своими глазами. Ни один русский царь на протяжении шести веков не сделал шага за пределы своих владений, ни одного царя никогда не видели на Западе.
В марте 1697 года в Европу направилось Великое посольство, состоявшее из двухсот семидесяти человек во главе с генералом Лефортом, другом и неизменным советчиком Петра в дни его юности. Там были послы, окруженные свитой из молодых боярских сыновей в долгополых меховых шубах и шапках, украшенных жемчугами и драгоценными камнями, в сопровождении трубачей, барабанщиков, толмачей, купцов и шутов. Среди членов посольства были казаки, стражники с алебардами и прочим сверкающим оружием, и даже один князь с Кавказа, вооруженный кривой саблей, усыпанной драгоценными камнями. За одетым, как татарский хан, Лефортом шли десять дворян в просторных одеждах, пятнадцать слуг, оркестранты и четыре карлика. Что касается Петра, то он в матросском платье ехал инкогнито под именем Петра Михайлова. Посольство начинало путешествие на санях; сам же Петр отправился в Кенигсберг морем. Ожидая прибытия всей этой большой компании, Петр, не теряя времени, обучился артиллерийскому делу у одного прусского инженера и получил аттестат мастера.
Легко представить себе, как изумлены были европейцы при виде экзотической компании с Востока, но не верится, чтобы кого-то могло надолго ввести в заблуждение легко разгадываемое инкогнито Царя Петра. Его было трудно принять за обыкновенного матроса из-за огромного роста, пронзительного взгляда и властности, сквозившей в каждом жесте. Он и вел себя весьма странно. Петр везде требовал, чтобы ему показывали все. Он мог внезапно остановить прохожего и резко спросить: «Что это такое? Покажи мне!», бесцеремонно начав разглядывать дамские часы или сняв парик с незнакомого мужчины. В Ганновере, будучи в гостях у курфюрстины Софии, он, танцуя с придворными дамами, по ошибке принял пластинки корсета за ребра. «Чертовски твердые кости у этих немок», — воскликнул Царь.
Затем, покинув на время громоздкое Великое посольство, Петр с десятью спутниками спустился вниз по Рейну и по каналу в Голландию, где обосновался в городке корабелов Заандаме, недалеко от Амстердама. Там он поселился у самой дамбы в маленьком домике, арендованном у старика-плотника. Петру приходилось спать, согнувшись, на небольшой, встроенной в стену на голландский манер кровати, под которой в ящике он хранил картошку для ужина. В одежде местного матроса Царь ходил работать на верфь. Голландцы были поражены его ростом и повадками и заявляли, что им никогда не приходилось видеть человека, так быстро «бегающего, прыгающего и взбирающегося по реям». Никто не верил в его инкогнито, и уже через восемь дней народ толпами стекался к небольшому доку, чтобы наблюдать за тем, как работает Петр. А Царь терпеть не мог, чтобы на него глазели и, путешествуя, старался избегать посторонних взоров. На этот раз ему удалось укрыться от зевак за высокими стенами верфи Ост-Индской компании в Амстердаме, и там, оставленный в покое на три месяца, он научился строить фрегаты и получил свидетельство корабельного мастера от начальника верфи.
Через несколько месяцев часть Великого посольства перебралась в Англию, где за необычными иностранцами толпами ходили лондонские зеваки. Во время посещения парламента Петр настоял, чтобы ему позволили подняться на самую верхнюю галерею, откуда он мог бы незамеченным наблюдать за ходом заседания и слушать прения. Но и в этот раз ему не удалось остаться в тени. В Дептфорде-на-Темзе Петр продолжил изучение корабельного дела. Познакомившись с русским Царем, потрясенный епископ Солсберийский Барнет записал: «После того, как я стал часто с ним видеться и подолгу разговаривать, я сумел оценить глубину Божьего провидения, которое вручило такому неистовому человеку абсолютную власть над столь большой частью земли».