Царице и ее боярышням запрещалось показываться на людях. Если они заболевали, врачи-мужчины посещали их в затемненных комнатах и ставили диагноз, прощупывая пульс на запястье руки, покрытой тонкой кисеей.
Целая сеть потайных переходов связывала церкви, монастыри и дворцы Кремля. Царица выходила в дворцовые покои только в сумерках. Когда она шла по переходам, по обеим сторонам ее пути расставлялись ширмы или служанки держали длинные полотнища ткани, чтобы скрыть государыню от посторонних глаз. Если ей выпадал случай выехать в карете, то ее сопровождал целый эскорт слуг. Окна экипажа затягивали пленкой из бычьего пузыря, так что царица видела все, что происходило снаружи, но ее не мог увидеть никто.
Долгие дни проходили в бесконечных церковных службах или за рукоделием. Целая анфилада комнат «светлиц» отводилась вышивальщицам: так зародилась особая школа искусства вышивки. Церковное лицевое шитье, вышивки на облачениях и на всей храмовой утвари исполнялись с высочайшим мастерством и совершенством. Созданные при помощи нити и иглы, эти шедевры поражают нас и по сей день.
Чтобы развеять скуку заточения в тереме, при царице, среди высокорожденных боярынь, бывших ее, дамами в услужении», находились миловидные девушки-простолюдинки, которых государыня звала «мои сестрицы». Приводили женщин-шутов, карлов и карлиц, скоморохов, эфиопов. Молоденьких калмычек с раскосыми глазами и плоскими носами сменяли слепые старцы, монотонно певшие сказания и былины или рассказывавшие «повести» о влюбленных царевичах, о колдунах и добрых волшебниках. В скрытых от посторонних глаз дворцовых садах для боярышень были устроены качели. Им дозволялось незаметно наблюдать за царскими пирами через зарешеченные оконца вверху палат. На масленицу, на Москве-реке устраивались игрища и единоборства. Через прорези в ставнях на окнах Теремного дворца царица с подружками следили за тем, как мужики выходили с рогатиной на медведя. Иногда на льду реки травили собаками белого медведя.
Уединенная жизнь в тереме изредка нарушалась многолюдными пиршествами, на которых в честь особо знатных гостей появлялась царица, а в доме князя — его жена, княгиня. В самом пышном наряде государыня грациозно спускалась к гостям со своей половины, держа в руке золотой кубок. Сама она лишь касалась края губами, а каждому гостю предлагалось сделать глоток.
* * *Жизнь за кремлевскими стенами, со всеми ее драмами и интригами, являла собой совершенно особый мир. Мало кто знал доподлинно, что происходило в тихих уединенных дворцовых палатах.
А у стен Кремля, на огромной площади, был самый центр народной жизни. Русский народ всегда испытывал особую тягу к красному цвету. Здесь верили, что он приносит удачу, недаром на Руси слово «красный» означало еще и понятие «красивый». В «красном углу» горницы висели иконы с неугасимой лампадой под ними; женщины ярко румянили щеки, вплетали в свои длинные косы красные ленты. Красная, то есть красивая, площадь была сердцем московской жизни. Со времен старой Московии и вплоть до Октябрьской революции 1917 года, Красная площадь представляла собой огромное оживленное торжище, где каждый мог и всласть наговориться, и купить себе все, что душа пожелает — от кочна капусты до редчайших икон или шелков. Лишь в последние десятилетия площадь опустела и приобрела мрачный, отпугивающий вид.
Со всех уголков огромной страны везли товары на этот главный московский торг. Один английский путешественник, побывавший в середине шестнадцатого века в деревнях между Ярославлем и Москвой, записал, что «селения были на удивление многолюдны», а «земля здесь столь плодородна, что крестьяне в изобилии отправляют зерно в Москву… Каждое утро вы встретите семь-восемь сотен саней и идущих рядом хозяев… нагруженных зерном или рыбой… Некоторые везут зерно, выращенное за тысячи миль отсюда, их возы установлены на полозья. Они везут на продажу мороженую рыбу, меха, кожи… шкурки соболей, куниц, бобров, песцов, черно-бурых лисиц, норок, горностаев. Из Новгорода везут лен и пеньку, воск и мед».
Это изобилие буквально ошеломляло. Адам Олеарий, бывший в Москве в семнадцатом веке с посольством герцога Гольштинского, пишет, что он поражен изобилием и разнообразием фруктов и овощей на московском рынке. Они продавались из огромных корзин прямо под открытым небом — яблоки самых разных сортов, груши, вишни, сливы, красная смородина, спаржа толщиной с большой палец, огурцы, лук, чеснок. Однако, отмечает Олеарий, русские не употребляют в пищу зеленого салата и смеются над немцами, которые, как им кажется, едят траву. В огромных количествах выращивались сладчайшие душистые дыни. По словам торговцев, секрет заключался в том, что предварительно замоченные в дождевой воде или молоке семена сажались в конский навоз, замешанный с соломой. В морозные ночи грядки с рассадой накрывались слюдой.