Сначала все шло гладко. Великий князь Владимир Александрович согласился быть покровителем всего предприятия. Дягилеву обещали дать большую субсидию из императорской казны и предоставить на время гастролей декорации и костюмы Мариинского театра. Но в феврале 1909 года Великий князь Владимир Александрович внезапно скончался. Консервативные члены театральной дирекции стали противодействовать дягилевскому проекту, утверждая, что он должен везти в Париж балеты Петипа. Они называли соратников Дягилева «слишком современными» и вдобавок, «декадентами». Финансирование из императорской казны прекратилось. К счастью, Дягилев не любил сдаваться. Он бесстрашно ринулся в Париж и со свойственными ему обаянием и умением подключать свои связи добыл деньги у друзей. Несмотря на все препятствия, возникавшие на каждом шагу, приближался сезон, которому предстояло стать ярким событием в истории искусства.
Воспользовавшись семенами западного искусства, русские взрастили их на своей земле, придав каждому ростку самобытность и отдав ему тепло своей души. И теперь семена вызревших в России плодов возвращались на Запад как нечто поразительно новое.
25. ДЯГИЛЕВ И РУССКИЕ БАЛЕТЫ
Первого мая, как только закончился сезон в Мариинском театре, дягилевское «Великое посольство» отправилось в Париж. На гастроли ехали 55 балерин и танцовщиков: 42 из Императорского театра Петербурга и 13 — из Москвы. Дягилев сумел уговорить членов своего художественного комитета и настоять на приглашении из обоих театров самых лучших артистов. С немалым грузом декораций и сценических костюмов все собрались в Париже — Бакст, Александр Бенуа, Фокин и другие единомышленники Дягилева, великий бас Федор Шаляпин, неразлучный со своим слугой-китайцем, композитор Черепнин, которому предстояло дирижировать большим оркестром, хор и целая группа исполнителей второстепенных ролей.
Посмотреть спектакли в столицу Франции приехали многочисленные родственники и друзья артистов, в том числе мать и сестра Нижинского; немало русских туристов были ведомы простым интересом или любопытством. Гостиницы Парижа были переполнены русскими постояльцами.
В последний момент французы, узнав, что наряду с оперой гастролеры собираются показать балетные спектакли, с негодованием заявили, что не могут допустить на сцене их прославленной Гранд-Опера каких-то танцевальных представлений[76].
Неукротимого Дягилева это не остановило. Он сумел арендовать Theatre du Chatelet[77], запущенное здание, где ставили мелодрамы. Всегда придавая огромное значение обстановке, в которой проходят представления его антрепризы, Дягилев за короткие две недели, остававшиеся до премьеры, с колоссальной энергией взялся за переоборудование театра. Убрали несколько рядов кресел в партере, чтобы высвободить место для большого оркестра; стены обили красной тканью, устлали пол коврами, вход в театр украсили множеством цветов и растениями в кадках. Сцена была расширена, ее освещение переоборудовано. Танцоры долгими часами репетировали то в помещениях под самой крышей («здесь только змей разводить» — говорила Карсавина), то на сцене среди плотников, с грохотом передвигавших декорации. Шум стоял такой, что танцовщики с трудом могли расслышать аккомпанемент на рояле. Фокин кричал до хрипоты, в отчаянии рвал на себе волосы и с каждым днем худел. Невозмутимый Бакст, стоя на коленях, расписывал декорации прямо на сцене. На традиционные занятия танцовщиков у станка времени не было, и они разминались на сцене, держась за спинку стула или какую-либо деталь декорации. Не делалось и специальных перерывов для обеда: Дягилев отправлял кого-либо в соседний ресторан Ларю (владелец которого когда-то был поваром у царя), за блинами с икрой, жареным мясом, паштетом и салатами, и все это подавалось на серебряных тарелках и расставлялось прямо на ящиках.
Программа сезона была разработана парижским «enfant terrible»[78] Жаном Кокто, поэтом и художником со скандальной славой. Валентин Серов создал афишу — рисунок углем и мелом на голубовато-серой бумаге, изображавший Анну Павлову в длинном романтическом платье (в этом одеянии, выполненном по эскизу Александра Бенуа, она танцевала в балете «Сильфиды»). Эта афиша, расклеенная по всему Парижу, стала эмблемой Русских балетов.