Иностранные путешественники, видя такое иконопочитание, не только изумлялись, но часто бывали шокированы, предполагая, что за этим стоит идолопоклонство. Англичанин, посетивший Москву, с возмущением писал: «Войдя в дом к соседу, они первым делом кланяются его святым… то есть написанным их изображениям. Подобное идолопоклонство не слыхано в Англии».
Продолжительность и внешнее великолепие православных богослужений изумляли иностранцев, даже православных греков, их поражала также длительность и строгость постов, которые неукоснительно соблюдались всеми — от царя до простого крестьянина. Многие греки, приезжавшие в Москву, горько жаловались в своих записках, что жизнь среди таких выносливых людей почти равносильна самоубийству. Кто, кроме русских, вопрошали они, может выстоять в церкви многочасовую службу и практически ничего не есть в течение семи недель Великого поста? Путешественник из Англии отмечал, что его весьма раздражал русский обычай входить в церковь и выходить из нее, когда им вздумается, и свободно ходить внутри храма. Он писал, что люди «галдят и кричат, как гуси».
В городах часто можно было наблюдать пышные крестные ходы, что отмечали многие иностранцы. Энтони Дженкинсон описывает один такой крестный ход, виденный им в Москве на Вербное воскресенье:
Процессия началась с появления в головной ее части саней с деревом, которое «сплошь» было увешано яблоками, фигами, сушеным виноградом и многими другими фруктами. На дереве сидели пятеро мальчиков в белых одеждах и исполняли церковные песнопения. За деревом шли юноши, которые несли толстые восковые свечи и громадный зажженный фонарь, чтобы поддерживать огонь свечей. За ними шествовали люди с хоругвями — знаменами на длинных палках — и «с шестью медными тарелками со множеством отверстий в них», за ними следом — еще шесть мужчин с большими иконами на плечах. Далее шло более ста священников в роскошных белых облачениях, расшитых сапфирами, драгоценными камнями и «прекрасными жемчужинами величиной с горошину, из стран Востока», и, наконец, — половина царской свиты.
Самый торжественный момент наступил с появлением митрополита, сидевшего боком на лошади, покрытой спускавшейся до земли белой льняной попоной. Уши лошади были удлинены материей, чтобы походить на ослиные. На коленях митрополита лежало чудесное Евангелие, украшенное золотым распятием. В правой руке митрополит держал большой золотой крест, которым он «непрерывно» благословлял собравшийся народ.
Один из приближенных к государю вел под уздцы царского коня, царь же шел пешком, в короне и в мантии с гербом, ведя за повод лошадь митрополита. Тридцать человек, все в красном, собственными одеждами устилали перед ними дорогу и, как только лошадь проходила, они поднимали эти одежды, забегали вперед и все повторялось. Дженкинсон рассказывал, что это были дети священников, которых потом царь за их усердие награждал новыми одеждами. За митрополитом шла, разодетая в золото, царская свита. Процессия медленно двигалась по Красной площади, направляясь к храму Василия Блаженного, и через Спасские ворота входила в Кремль. Там крестным ходом обходили все кремлевские церкви и затем, под перезвон колоколов, поднимались во дворец.
В России любят колокольный звон. Русские никогда не вешали колоколов внутри церкви, но поднимали их на специальные звонницы. Они наслаждались перезвоном колоколов, который звучал не только перед началом церковной службы, но и несколько раз во время богослужения. Каждый день на заре и даже до рассвета звонили колокола, призывая верующих к молитве.
Павел Алеппский записал во время своего посещения Москвы в 1655 году: «Ничто не производило на меня столь сильного впечатления, как дружный перезвон многих колоколов накануне воскресной службы или больших церковных праздников. Земля содрогалась от одновременных ударов огромных колоколов, их голоса, подобные грому, поднимались вверх, к небу. В дни праздников вся Москва наполнялась колокольным звоном: начинали с главного колокола на Иване Великом, и вот — звонят уже все сорок сороков московских церквей, и этот торжествующий звон прокатывается по всей столице».
Город оживал, над яркими городскими куполами взлетали тысячи белых голубей, которых так любил русский народ, ибо голубь — это живой символ Святого Духа.
1. Владимирская Богоматерь. Икона, начало XII века.
2. Храм Покрова Богоматери на Нерли. Боголюбово. 1165