Дальше -- хуже. Она помогла ему освободиться от рюкзака, отвязала рога. Он посоветовал связать его лыжи и попробовать тянуть его, как на санях. Поняв, что сейчас всё зависит от её собранности и хладнокровия, она действовала решительно, думая только об одном -- вернуться вместе в Соболиное, на это должно уйти не менее трёх часов. Рюкзак его она положила ему под голову, рога привязала к его ногам и сдвинула с места лыжи.
- Слава Богу, сил хватило сдвинуть, значит, должна дойти.
Связку эту привязала с двух сторон на плечи, ещё через живот, и сделала первые шаги по лыжне. Всё остальное было, как в тумане. Медленно, но верно приближались к посёлку -- она услышала бренчание прицепа пустого лесовоза, возвращающегося в гараж. Сбросив с себя всё это оцепление и свой рюкзак, подошла к лицу:
- Толя, ты живой?
Он открыл глаза.
- В гору мне тебя не поднять. Лежи спокойно, я -- на телефон за вертолётом. Понял?
- Понял.
Через полчаса его грузили в вертолёт. Военный врач поставил диагноз -- аппендицит. Она сидела на обочине между вертолётной площадкой и управлением, смотрела на рюкзаки, рога, лыжи. В посёлке уже горел свет. У неё вдруг пропали силы, и она не могла встать, и она легла на спину прямо на снегу. Подлетел "УАЗик". Водитель загрузил всё её снаряжение и на руках донёс до машины, она протянула ему ключи. Он всё сбросал на веранду, посадил её на табуретку у стола и начал снимать одежду.
- Что случилось? - Услышала она вопрос директора.
- Неверова с аппендицитом отправила. Борис Иванович, большой рюкзак отнесите Лене, сами скажете. Про меня лучше не упоминать.
Потом пришла Галина Ивановна, раздела её, обтёрла мокрым полотенцем и засунула в постель. Утром она проснулась от прикосновения ко лбу руки -- Галина Ивановна сидела на постели с кружкой горячего чая.
- Ну и напугала ты нас вчера. Пей давай. Температуры вроде нет, - подсунула под голову вторую подушку.
- В туалет хочу.
Все её клеточки разбежались в стороны от её души, они были где-то рядом, но не в ней. Адски болела грудь, шея и голова. На постель она просто упала -- коленок тоже не было. Её истеричное хихиканье продолжалось долго.
- Во сколько вы меня подобрали?
- В десятом часу.
- А мы вышли в два часа дня. Я тащила его больше шести часов! У меня даже глаза внутри болят. Хорошо, что сегодня воскресение, отлежусь.
- В баню тебе надо. После неё легче будет.
- Мне до бани не дойти.
- Ты спала ночью?
- Спала.
- Значит, давай потихоньку вставай. Я через часок зайду, пойдём париться.
Оклемавшись, через неделю вспоминала:
Впервые видела зверя убитого.
Алый цвет подле снег пропитал.
Женщина, а жалости не было,
только радость -- не промахнулся, попал!
Корыстная цель торопила меня,
шкуру, мясо -- потом. Снять сначала рога!
Ты мне их подаришь, я знаю.
Ведь недаром же я
за тобою таскалась два дня.
И, глядя на них, вспоминаю всегда,
как радость успеха сменила беда --
отошёл мой дружочек, разжал в руке нож,
искривился от боли, присел, потом лёг!
Было раннее утро, солнце всходило.
На связку из лыж я его положила
и поспешила до тёмок выйти к реке,
благо, лыжи скользили вниз по тропе.
Везла долго, упорно, кувыркаясь подчас в снегу.
Мимо шли тигры, дивясь на упряжку мою.
Сытые тигры. Голодная я.
Во рту ни кусочка с утра до темна.
Сменяли кручину то смех, то слеза --
тащила мужчину и, конечно ж, рога!
И то, и другое такой дефицит.
Чёрт его знает, что могло быть,
рога памятью смерти могли послужить.
Операцию сделали -- аппендицит.
Сохранила мужчину. Такой дефицит!
Привезли её соседей, семейство главбуха -- её лет, красивая хохлушка, правда, в шапке из какого-то дохленького соболя, с крупными чертами лица, круглолицая, с алыми щёчками, с ямочками при нежной улыбке, с большими небесного цвета глазами, с короткой стрижкой из тяжёлых волос светлого шатена, фигурка, как картинка, даже в бане без единого изъяна, и -- тощий старый неухоженный муж, водитель лесовоза.
х х х
Водителя директорского "УАЗика" все звали Кирик, "Где Кирик?", "Кирик знает", "Кирику скажи", "Кирика спроси", "Кирик отвезёт". На самом деле это была его фамилия. Лет сорока, он выглядел много старше своего директора. Жена не захотела переехать с ним из Верхнего Перевала, и он жил в общежитии. Здесь же и днём, и ночью стоял его "УАЗик", всегда готовый ехать в любом направлении. Самый первый раз Аксана встретила его, когда выходила из кабинета.
- Это что за мамзель? - Услышала она смешок, обращённый к директору.
- Это у нас начальник планового отдела.
- О! К-ка-кая! - Опять смешок.
Она не сомневалась, что он передразнил её походку по-своему. И абсолютно всякий раз при встрече открыто посмеивался "О! К-ка-кая!". Аксана решила обделить его своим вниманием и просто смотрела мимо него -- пусть сам наслаждается своим искусством. Кстати, в посёлке его многие знали, с директором они были на "ты", поэтому сделала вывод, что этот Кирик знает о ней всё, и про вино самодельное, и про шкуру под ногами, и про рыбок, и про гостя из Владивостока, и про её чудачества с охотой, и про её мысли, которыми она успела поделиться с Галиной Ивановной. Видимо, потаскав её на своих руках, решил, что к своим насмешкам надо добавить ещё что-то, и теперь, где бы они ни встретились, он всегда сигналил. У его "УАЗика" даже бибикалка умело насмехалась -- "шка-шка".
Сейчас, купив у Рыжего ещё трёх соболей, она шла как раз в общежитие. Кирик лежал под своей машиной и, к её радости, не заметил её. Поднялась на второй этаж, ей нужна была Зоя-парикмахерша, прошла через открытую дверь, оказалась ещё перед тремя дверьми, одна из которых была приоткрыта, постучала и сразу вошла.
- Здравствуйте, Зоя. Вы свободны?
- Да, сижу, скучаю.
- Зоя, мне надо шесть штук соболей выделать.
- Пойдёмте в другую комнату, - повела та её. Из той комнаты был выход в ещё одну, но туда её не повели.
- Ничего себе лабиринты, - подумала она.
- Себе хотите шапочку сделать? - Встряхивала свежие шкурки.
- Нет, сестрицам хочу подарки сделать.
- Сколько у вас сестричек?
- Пятеро ещё, - улыбалась она.
- Из этих только три выйдет.
- Я только старшим хочу.
- Через неделю готовы будут. Я даже и сшить сама могу.
- Правда! - Сделала Аксана довольный вид, доставая кошелёк. - И сколько это будет стоить?
- За выделку -- по восемьдесят. За одну шапку -- сто пятьдесят.
Аксана молчала, перебирая деньги в кошельке, наконец, глубоко вздохнула:
- Зоя, я здесь столько ещё не заработала, у меня даже на выделку не хватает. Если я оставлю себе на хлеб, то у меня только четыреста, а с долгами в новый год я не пойду.
- Ладно, - быстро отреагировала та, - так и быть, я вам за четыреста все выделаю.
- Спасибо, Зоя, - обрадовалась она. - Для сестричек и этого достаточно. Пусть сами шьют, они сами мастерицы, не то, что я.
- Оставляйте.
- Наверное, деньги просит оставить, - подумала она и выложила четыреста рублей на стол. - Зоя, а можно мне посмотреть, что вы с ними делать будете, никогда не видела, представления не имею, как выделывают?
- Так ведь всё -- по часам, а вы работаете.
- Да меня никто не лимитирует во времени, я хоть днём, хоть ночью -- в любое время.
- Ну ладно, сегодня в семь вечера я парикмахерскую закрою, подходите, начнём.
- Сюда?
- Ага.
- Зоя, а сейчас подстригите меня, обросла за два месяца уже.
- Легко. Вам какую стрижку?