— А послушай ты, Яська, что я поведать тебе должен. Свое же слово оставь на конец, когда уж узнаешь кое-что. А знать ты будешь только после слов моих о том, как мы тут с Каргулем начали нашу жизнь соседскую…
На следующий день после водворения в новый дом Марыня выносит перину, чтобы повесить ее на заборе, но забор, опрокинутый во время вчерашнего братания, все еще валяется на земле.
Из дома Каргулей выходит с кучей выстиранного белья жена Каргуля и, улыбнувшись Марыне, поворачивает обратно — ей тоже негде развесить белье.
Витя, который возится с лошадью, наблюдает через поваленный забор за Ядькой: она бегает по двору, суетится по хозяйству, потом, взяв ведро, идет за водой. Витя что-то насвистывает, Ядька не обращает на него внимания. Рядом с Витей бабка Леония, кряхтя, наливает курам воду в немецкую каску. Как только она уходит, Витя, лукаво улыбнувшись, отгоняет кур, выливает из каски воду и, перебравшись через поваленный забор в каргулевский сад, прячется за кустом крыжовника в ожидании пока Ядька пойдет обратно от колодца.
Девушка, однако, не торопится и медленно крутит ручку вала, на который ровными рядами навертывается тяжелая мокрая цепь. Витя не выдерживает и, крикнув «хенде хох!», высовывает из-за куста голову в каске. Ядька автоматически подымает руки вверх, отчего ведро с грохотом летит вниз и стукается о дно колодца.
— Герой… — презрительно цедит сквозь зубы Ядька и, пожав плечами, начинает снова набирать воду.
Витя смущен неудавшейся шуткой, не знает, как начать с девушкой разговор. Вдруг вал останавливается. Ядька налегает на ручку всем телом, но цепь застряла внизу так прочно, будто на конце ее висит не ведро с водой, а по меньшей мере слон.
— Тут, я вижу, мужчина нужен, — говорит Витя, обрадовавшись предлогу, и подходит к колодцу.
— Для меня ты Павляк, а никакой не мужчина,
Витя берется за ручку, но ему также не удается сдвинуть ее с места. Чувствуя на себе взгляд Ядьки, он наваливается на ручку грудью, но вал остается неподвижным. И только после того, как вместе с Витей за ручку берется Ядька, вал медленно поворачивается.
С трудом тянут Витя и Ядька ведро, прислушиваясь, как внутри колодца что-то позвякивает, го и дело ударяясь о его стенки. Витя искоса поглядывает на девушку.
— Ну, чего уставился? — смущается Ядька.
— Я же тебя никогда не видел так близко, — поясняет Витя.
В этот момент над колодцем появляется ведро и зацепившийся за него большой бидон для молока.
Ядька, отцепив бидон, с удивлением вытаскивает из него кофейную мельницу, утюг, чайные ложки, сахарницу… Витя все это время не спускает с нее глаз, на лице его — изумление и восхищение.
— Вблизи-то ты года на три старше выглядишь! — восторженно замечает он.
— А может, ты только все и видишь вблизи? У себя под носом? — говорит Ядька, внимательно рассматривая вынутый из бидона будильник.
— Я-то? Да если б у меня глаза далеко не видели, разве я вашу Мучку разглядел бы с поезда?
Резкий звонок будильника заставляет их вздрогнуть. Ядька выпускает часы из рук, Витя, однако, успевает подхватить их и теперь держит будильник в ладонях, как пойманного птенца, по-прежнему не отрывая от Ядьки восхищенного взгляда. Она тоже смотрит на него. Витя протягивает ей умолкнувший наконец будильник.
— Скинь ты эту кастрюлю поганую! — Ядька показывает на его каску. — А то прямо как там, в Кружевниках, выглядишь…
— А как я в Кружевниках выглядел?
— Как враг…
Казик в это время вышел из дома и, пряча за спиной бидон со спиртом, украдкой от Марыни пробирается к стодоле Каргуля. Ему не хочется, чтобы жена увидела его: начнет еще причитать да попрекать, что «последнюю копейку в семье пропивает»… Что правда, то правда: в то время вообще, а на западных землях особенно спирт заменял деньги. Но разве мог Казик удержаться от одного-единого глоточка по такому случаю, как первый день мирной жизни с соседями!..
Вслед за Казиком в стодолу шмыгает Каргуль, прижимая к животу круг привезенной еще из Кружев-ников колбасы.
Удобно устроившись в углу, оба мужчины поочередно прикладываются к бидону и вскоре запевают в два голоса, перемежая пение сердечными излияниями.
— Знаешь что, Владек? — говорит Казик, обнимая Каргуля за шею. — И надо же было нам полсвета отмахать, чтоб опять через межу здравствоваться? Видать, такая наша с тобой судьба…