— Он откуда?
— Из Европы. Боюсь, увезёт меня ещё куда-нибудь.
— Я надеюсь.
— Что?
Та кратко пояснила. Всё, поговорили.
Верный путинец Сидорин ещё упоминал, что в Киеве началась буза и поэтому надо срочно переключится на новости второго канала. Мол, бритоголовый Р. Н. Браун в знак солидарности надел оселедец. Елене было немного не до того.[7]
В студии «Вечернего Ургена» сидел седой худой старик с клюшкой для гольфа. Знаем, олигарх любил иностранную игру. Эта тема уже закончилась. Ведущий держал банку красной икры. Прям не сосуд, а картинка.
— Мою большую аппетитную банку только Энди Уорхолу рисовать вместо его консервов.
Это была шутка.
— Давненько я не кушал такую красоту, — старший Сергеевский облизнулся.
— Специально для моей дачи, приезжаю туда, работаю в три пота, а потом наслаждаюсь икрой. Угостим лично вас при одном условии. Поделитесь-ка деньгами ради контакта с иноземлянами и ради изобретений вашего сына. Не пугайтесь, Елена играла в «Кто хочет стать миллионером?». У неё тоже возьмём целые тысячи.
Вот глупые, удивилась наша будущая героиня. Отец был у Тяброва неделю назад, сегодня всего двадцать седьмое. За такой короткий промежуток приписали ей.
— А сразу можно? Без экивоков. Покушаю, пока Раиса не видит, если только вас сейчас не смотрит. Она вредная жена, просто ужас. Не представляете, в каких условиях живу. Мне за семейную жизнь надо молоко бесплатно давать. Дадите икорки, Иван Андреевич?
— Утром деньги, вечером стулья, — засмеялся Урген. — Если денег мало, берите вашу клюшку и становитесь новым Тайгером Вудсом.
Моисей Николаевич, болезный, пришёл в развлекательную передачу. Вот такие ему пироги.
— Вы кипятитесь как ваш сын. Только он вспыльчив в куда большей степени.
Елена подпёрла щёку. Не сразу сообразила, что из выигранной суммы ей и папаше мало что достанется. Богатый отец Сергеевского в этом плане не одинок.
Через полторы недели её с коллегами отправят в дальний путь.
Глава VI
В окрестностях Резиденции собирались мятежные толпы. Совсем недавно рабочие ни за что на свете не могли представить многократно усиленную и ускоренную работу по сборке вычислительной машины и не менее усиленный труд за некоей вечно ползущей лентой. Тогда была среда, десятое июля, и она виделась самым ужасным днём. Но сегодня, семнадцатого числа того же месяца[8], действительность становилась ещё более отвратительной.
Из окон того домища, где жил Премьер, доносилась песня, включавшая слова «Всё во власти твоей. Если ты имеешь деньги, всё для богачей». Пролетарские лица были искажены. Очень красноречивый текст.
В организованной толпе предводителем стал рабочий-ирландец Джон Кенни, невысокий, щуплый, но гневливый. Его голос был громок и твёрд:
— Ходили слухи, что сегодня могло бы быть не семнадцатое, а пятое, поскольку власти хотели возродить юлианский календарь. Спрашивается, зачем? Почему за аристократические причуды отвечаем мы, простые люди? Нам рассказывали, что пиво отпускается только членам профсоюза. Но это банальное вранье, потому что в современной Империи ни одного профсоюза нет! Отменили, как и прогрессивный налог, которого давно нет тоже! Тогда зачем нам новые колонии?
В народе чувствовалось оживление.
— Песню запевай!
Хор было слышно и на соседних улицах.
Кенни почувствовал, как в спину ткнули. Стоявший позади фараон цедил сквозь зубы «Вы берлинские шпионы». Уверенность в себе обернулась поражением.
«Не забудьте доложить журналистам, чтобы они молчали». Погрустневшие улицы опустели.
Пролетарии располагались уже далеко и не слышали, как из окон Резиденции изливается вторая песня, но на сей раз своя, из 1895 года. Медленно и тихим мужским голосом на пару с красивым женским.
7
Строго говоря, указанное событие произошло в ноябре того года, позже. Сам Сидорин оправдывался, что он как жираф: ему видней.