Домой расходиться не хочется — рано, а играть нет никакой возможности.
— Давайте рассказывать страшные истории, — предлагает всегда молчаливый и настороженный Венька. Из–за надвинутой на глаза кепки он походит на насупившегося воробья.
— Ерунда все это, — бросает Алик.
— Точно, бредни, — поддерживает Виталик и жалобно хихикает.
Я тоже согласен с ними, потому что уже несколько лет не боюсь темноты. Но Катька согласна, что страшные истории бывают, и у нее здесь, на даче, есть книга со страшными историями. Я знаю, что это «Вий». Все молчат, и Катька начинает тараторить. Примерно на половине повести, перед второй ночью Хомы, Алик зевает и говорит:
— Все это россказни.
— Кино такое было вроде, — бормочет Витька.
— Ладно, идем на речку, — машет рукой Алик.
— Вот это мысль, — радостно вскрикивает Виталик.
Все поднимаются. Проша тоже вскакивает, встряхивается, щелкает пару раз зубами на комаров и оставляет это неблагодарное занятие.
— А костер? — спрашивает Витька.
— Мы еще вернемся, — успокаивает его Мишка, — а если нет, то его зальет дождь.
— Ну что, двинули? — бросает все еще толпящимся У костра мальчишкам Тамара.
— А меня возьмете? — раздается с дороги чей–то голос.
И она выходит на поляну.
Вечерняя сырость и растекающиеся мутные и рыхлые облачки дыма размывают жесткие линии деревьев, окутывают всех нас, но не касаются ЕЕ. Она стоит, спрятав руки в карманы длинного вязаного жакета, и улыбается. Она словно пришла оттуда, где тепло и светит солнце, — из ушедшего дня.
— Ольгуша! — взмахивает руками Алик и смеется. Его смех колючими шариками прокатился у меня по спине.
— Привет, мальчики, — кивает она нам, продолжая улыбаться, а затем подходит к Катьке и сестренкам–близняшкам.
— Это кто ж такой лохматый? — спрашивает она, заметив Прошу. Приседает и гладит псу морду.
— Это Проша, — отвечает Катька и берет Прошу за ошейник. — Твой?
— Нет, его, — кивает она в мою сторону.
— Какой славный у тебя песик, — говорит Ольга мне.
— Пока тебя не было, завели, — хохочет Алик.
— Так мы идем? — недовольно гудит Мишка.
— Вы не против, сударыня? — обращается к Ольге Виталик.
— Конечно, идем, — быстро говорит Катька и тянет Прошу.
И мы пошли. Ольга, Алик и Виталик впереди. Теперь все говорили шумно, радостно. Но громче всех возглавлявшая наш отряд троица. Проша иногда вырывается вперед и заглядывает им в глаза. А может быть, только Ольге.
И МНЕ ХОЧЕТСЯ БЫТЬ НА ЕГО МЕСТЕ… СУХОЙ ДОЖДЬ
Мы купаемся, а девчонки сидят на берегу. Алик, как всегда, нас топит, а когда очередь доходит до меня, Проша, надрывно скуля, носится по берегу. В этот раз Алик держит меня под водой так долго, будто хочет оставить в этой темной, до противного скользкой жиже навсегда. С трудом освободившись, я выскакиваю из воды. Руки и ноги надсадно дрожат.
— Плохой из тебя будет водолаз! — кричит мне Алик, бросаясь вдогонку за уплывающим Виталиком.
Мне так хочется швырнуть ему что–нибудь в ответ, но игра без правил и обижаться нельзя.
Я выбираюсь из воды. Накидываю рубашку, надеваю брюки, начинаю втискивать мокрые, облепленные песком ноги в носки. Проша крутится рядом, слозио желая помочь.
— Он очень переживал за тебя, — услышал я голос Ольги.
Поднимаю голову и вижу, что она стоит рядом.
— Д-друг, верный, — пытаюсь отшутиться я.
— Ты замерз? — заботливо спрашивает она.
— Н–н–е-ет, ни–чего, — спотыкаясь о согласные, бормочу я.
— И как. вы здесь купаетесь? Купаться надо в мореч–ке, в теплом и ласковом, чтоб были волны и солнце.
С носками и ботинками было закончено. Решаюсь подняться. Вскидываю голову и вдруг как–то удивительно отчетливо понимаю, что сделать это не смогу: если я встану, то ее лицо окажется совсем рядом с моим. И я остаюсь сидеть. А Ольга рассказывает о море, о пальмах, о цветущей магнолии.
На руку падает крупная капля дождя. Задержавшись минуту, как бы раздумывая, чю делать, бежит дальше, оставляя на коже чуть влажный теплый след.
— Ой, дождь! — испуганно вскрикивает Ольга. — Бежим домой!
— А как же ребята? — неуверенно спрашиваю я.
— Но я же промокну.
Мы вместе вскарабкиваемся на обрывистый берег. Невдалеке, у большого камня, сидит Катька. Проша подбегает к ней. Не отрывая глаз от реки, она гладит Прошу, и он возвращается ко мне.