Выбрать главу

Всю дорогу до самого дома Ольга идет в моей куртке, наброшенной на плеча. Тонкая ткань моей рубашки намокла и прилипла к спине. Но мне не зябко. Я представляю, что мы купаемся, нет, плывем по морю. И будем так плыть вечно.

На следующий день я не захожу за Катькой и не иду на Полину. Мы договорились с Ольгой погулять. И мы отправляемся бродить. Мы идем рядом и разговариваем. О городе, о родителях, о школе, о книгах. Она удивилась, узнав, что я занимаюсь в художественном кружке, и спрашивает, смогу ли я иарисозать ее. Я отвечаю, что смогу, потому что у нее интересное лицо. И она принимается расспрашивать, чем же се лицо интересно. Я попытался объяснить, но спутался, смешался. Я боюсь сказать правду, что лицо у нее красивое и вся она красивая, красивее всех. А она продолжает выспрашивать…

Три дня мы не приходим на Поляну. Три дня мы возвращаемся домой с Прошей без Катьки. Мы проходим мимо ее дома, и я стараюсь смотреть только вперед.

На четвертый день мы зашли–таки к нашим. Настояла Ольга. Она встретила днем Алика и пообещала, что придет на Поляну.

«Картошка» уже «варилась», и мы встаем з круг. Мяч летит ровно. Описывает дугу. Надо ударить по его упругому телу резко, чтобы он отскочил от «картошки», тогда можно ударить еще раз. «Картошке» здорово достается, но ее можно спасти, поймав посланный для удара мяч.

Ольга не. умеет бить. Она мажет даже тогда, когда мяч идет, как говорится, под руку. И, виновато улыбнувшись, присоединяется к сгрудившейся в кучу «картошке».

И тогда мажу я. Вернее, стараюсь промазать, чтобы сесть рядом с Ольгой и поймать мяч — «выкопать картошку». Но, как назло, мне мяч не пасуют. Виталик постоянно разыгрывает мяч с Аликом, вернее, дает Алику возможность ударить. Точно, смачно, с налету. И тот бьет, называя это битье «подсыпанием перца». Перчилась в основном Ольгина спина…

Мне удается осуществить свои замыслы только после того, как мяч попал к Катьке. Она, как и прежде, перебрасывала мяч мне под удар.

Пробираться домой стараюсь бесшумно, хотя знаю, что тетка не спит: в ее комнате горит свет. Она читает. Читает, как всегда, Гюго. Ровный кирпичик книги завернут в истертую и разлохмаченную на сгибах газету. В собрании сочинений все книги одного формата, и обложка переходит по наследству от одного тома к другому.

На веранде, на переливающемся глянцем клеенки столе два смешных холмика — оставленные джиннами тюрбаны. Это укутанные полотенцами кастрюльки.

— Ты хорошо погулял? — слышу я удивительно громкий, хотя и доносящийся из–за стены голос тетушки.

— Угу, — мычу я, торопливо набивая рот теплой картошкой.

— Значит, все нормально?

— Ага…

— Накорми собаку.

— Угу. — Я тороплюсь, чтобы тетушка не спросила еще о чем–нибудь, и поэтому, глотая куски, кричу: — Все очень вкусно, спасибо, я пошел спать, — к, дожевывая кусок хлеба, проскальзываю в свою комнату. Беру со стола книгу и валюсь на кровать. Пытаюсь читать, но букшл склеиваются в бесконечно длинные и уносящиеся вдаль полоски строк. И я вновь иду провожать Ольгу домой. И мы опять говорим и говорим, но теперь больше я…

ДАРЫ ПРИРОДЫ

Это клубника. Свежая, только что сорванная с удивленно согнувшегося стебелька, она переполнена сладчайшим ароматнейшим соком. Тонкая, усыпанная крошечными зернышками оболочка, сквозь которую прорывается только запах, кажется, вот–вот лопнет. Кладу ягоду в рот, прижимаю языком к нёбу и медленно давлю. Что может быть лучше свежей клубники!

У тетки Ани на ее крохотной плантации созрели только две ягоды. Мы по–братски разделили их. Лучше бы и не делили, ведь дело шло к ужину, во время которого восточные мудрецы призывали всех быть щедрыми. Этой ягодой я разжег аппетит. Он не тлеет, а воспламеняется. И вдруг Алик принес на Поляну целый пакет ягод. Это был праздник! Вообще, в июле жизнь на поляне стала особенно радостной. Каждый вечер, после того как основательно темнело, кто–нибудь приносил на поляну клубнику. Набитый ягодами полиэтиленовый мешок и сам походил на огромную блестящую клубничину. Когда мешок переворачивали, гигантская ягода рассыпалась по обрызганной вечерней росой траве на множество себе подобных ягодок. И казалось, на сотни километров вокруг, на весь мир до самых звезд расползается ни с чем не сравнимый запах. Он проникал всюду, и мы, одурманенные им, забыв о костре и о «картошке», набрасывались на ягоды.

Алику всегда доставались самые крупные. Призвав всех обратить на него внимание, он поднимал отяжелев-.

шую от сока ягоду над широко раскрытым ртом и, подержав ее несколько мгновений, разжимал пальцы. Она попадала прямо в цель. А иногда, продемонстрировав всем огородный феномен, он вручал его мне. «Как самому дохлому», — доверительно пояснял он вполголоса. Зачастую, украдкой от Алика, мне удавалось передать клубничный реликт Ольге. Приняв дар, она благодарно улыбалась. За эту улыбку я был готов перепахать весь тетушкин огород.