Пылающий шар солнца повис над густым черным лесом, похожим на неровно остриженную щетку для чистки обуви. Казалось, что шар уперся в тугие пики вершин и раздумывает — не опасно ли опускаться ниже?
Сколько раз и раньше он вместе с Лешкой сидел здесь, у старой ветлы, ожидая вечерней поклевки. Лучше всего тут брала плотва. Жирная, пучеглазая, она порой намертво заглатывала крючок. Лешка в таких случаях ругал глупую рыбину, а она в ответ только шевелила беззубым ртом.
Как все–таки хорошо иметь старшего брата…
Возвращался он не спеша, через задворки. Дойдя до улицы, свернул. Протиснулся между соседскими сараями. Перескочил через забор и пробрался к дому. Света в доме не было. Окно комнаты, в которой он спал с братом, было распахнуто. Бросив удилища в кусты, заглянул внутрь. Лешки в кровати не было. Неужели они прошли мимо дома и до сих пор где–то бродят? Или заболтались на кухне? А может быть, Лешка отправился искать своего спасителя?
Скинув сандалии, Сергей влез в дом через окно. Прислушался — тишина. Осторожно открыл дверь и проскользнул в большую комнату. Никого. На столе нетронутая записка, прижатая книгой. Дверь в комнату Натальи приоткрыта. На цыпочках подошел и заглянул… Пусто. Кровать не измята.
Забыв про осторожность, бросился на улицу.
Выскочил на крыльцо и сразу же натолкнулся на Наталью. Кровопийца сидела на ступенях. Она сидела обхватив колени руками и, как ему показалось, слегка раскачивалась из стороны в сторону. Он решил было ретироваться, но услышал тихие всхлипы. Неужели все–таки свершилось!
— Наташа, — вырвалось у него.
Она медленно обернулась. Он увидел заплаканное лицо, покрасневшие и чуть припухшие глаза, потрескавшиеся, словно обкусанные губы.
К горлу> неизвестно откуда, подступил комок. С трудом проглотив его, просипел:
— Это я виноват. Это я;., того, сделал. Прости меня, Наташа.
".. — Что ты, глупенький, садись, — прошептала она и взяла его за руку.
— Честно, это я, — повторил он и отдернул руку. Наталья виновато улыбнулась.
— Я…
— Спасибо тебе, Сереженька, — выговорила она и отвернулась.
— За что спасибо? Я же виноват.
— Что ты, что ты. Это все я. Поэтому он и уехал.
— Кто?
— Твой брат.
— Как уехал? Куда? За мной?
— Нет, от меня, в город… Понимаешь, ну, в общем, он уехал, а я завтра поеду. Сегодня уже поздно. Электрички не ходят.
Сергей опустился на крыльцо рядом с Натальей. Сквозь рассохшиеся доски пробивалась трава и одинокий, виновато поникший стебель ромашки. Сергей сорвал цветок и стал отщипывать лепестки. Падающие на землю лепестки походили на перья крошечной птицы.
— Ты никуда не поедешь, — чужим, но твердым голосом произнес он. — Никуда, — повторил он уже тихо. Встал, шагнул к двери, но затем вернулся.
Наталья закрыла лицо руками.
— Поеду я, — сказал Сергей, — поеду и привезу его, а ты останешься.
Он погладил ее по руке. Наталья оторвала руки от лица и попыталась улыбнуться. Улыбка вышла жалобной.
— Я сейчас сгоняю на станцию, может быть он не уехал, опоздал на электричку.
— Да, да, — кивнула она.
— Это все из–за ужа, — вздохнув, проговорил Сергей.
— Какого ужа?
— Неважно. Но я привезу его, — сказал он и встал.
— Ужа? — испугалась она.
— Нет, — рассмеялся Сергей, — Лешку.
На губах Натальи проступила улыбка.
«Хлопотное это дело — иметь старшего брата», — подумал он и хотел было сказать об этом вслух, но не решился, потому что мысли о брате неожиданно смешались в голове с этими дурацкими исключениями из правил — уж, замуж, невтерпеж.
ТРОЯНСКИЙ КОНЬ
Раствор приготавливал Игореха. Сегодня была его очередь. Мы с Панкратом клали кирпичи и смотрели, как Игореха ссыпает песок в большое, похожее на перевернутый панцирь ископаемой черепахи корыто. Бросает на песок цемент, который он черпает старым, подернутым ржавчиной жестяным ковшом из мешка. А сверху льет воду. За водой он ходил с ведром к большой бочке, стоящей у деревянного, сколоченного наспех ящика. В нем хранятся мешки с цементом, забытая кем–то канистра из–под бензина и запасное колесо к велосипеду. Делает он все основательно, не торопясь, словно соизмеряет каждое свое движение с некогда выученной им инструкцией поведения на строительстве. Когда раствор готов, Игореха перекладывает серую крупчатую кашицу в тазик. Из одного замеса в корыте обычно выходит два, порой два с половиной тазика раствора.