Ей приснилась девочка – ни красивая, ни страшненькая, а так себе. Обыкновенная девочка. На ней было блестящее черное платье, русые волосы зачесаны назад. Она сидела на диване – руки на коленях.
- У тебя моя зверюшка, - сказала девочка, глядя на Киру сквозь ее сон. – Я беспокоюсь о ней. Я всегда беспокоюсь о своем.
Кира повернула голову – будто повернула экран, и увидела возле дивана человека в плаще, еще более усталого и измученного, чем когда он взбирался в гору.
- Не знаю, кто ты такая, - сказала Кира, - но если ты забрала мою маму, то сильно пожалеешь.
- Она пришла сама.
- Верни ее.
- Ладно, - охотно пожала плечами девочка и встала с дивана. – Посади его в траву на лужайке перед домом.
- И тогда я увижу свою маму?
Девочка кивнула, улыбаясь одними только уголками своего большого, недетского рта.
- И тогда ты увидишь свою маму.
Кира мигом проснулась, согнала котенка, вскочила, выпутавшись из спальника, и осторожно достала из-под кровати банку. Существо все также лежало на боку без движения. Когда Кира встряхнула его, оно нехотя приоткрыло глаза.
Она сунула Туки в карман и, держа банку, тихонько ступая, попыталась обойти Макаронину, которая лежала у двери. Собака глухо зарычала. Кира приоткрыла дверь и ловко захлопнула ее - собака, неохотно потягиваясь, не успела вслед за девочкой выйти на холодное крыльцо.
На поляне стоял незнакомец. Он грустно улыбался, будто знал, что должно произойти нечто плохое, но ничего поделать с этим не мог. Кира спрятала банку за спину. Человек в плаще поманил ее рукой, и она вышла на поляну. В лунном свете земляничные листья красиво серебрились. Это выглядело волшебно – поляна будто бы образовывала круг, в центре которого стоял человек. Вдруг Кира увидела дорожку – она шла по спирали. Дорожка эта была обозначена каплями, проявившимися на листьях. Упоительно пахло земляникой, хотя самих ягод не было.
- И пить росу с травы по утрам на завтрак,
И качаться на качелях из лунного света, - тихонько напевал незнакомец.
Глаза его блестели, а голос дрожал.
Макаронина тихонько поскуливала за дверью.
Туки выпрыгнула из кармана и побежала по серебристой росе прямо под ноги к человеку в плаще.
- Туки! – зашипела Кира, - куда ты, безмозглая!
Очутившись у ботинок незнакомца, там, где спираль заканчивалась или начиналась, крыса поднырнула под листья и исчезла. Человек горько усмехнулся.
Кира вытащила то, что было нужно незнакомцу, держа за крылышки, и отбросила банку прочь. Она держала существо прямо перед собой.
- В начале лета. Моя мама собирала землянику.
Человек кивнул и прикрыл глаза.
- Я тебе советую отдать мне его, раз уж все равно ничего не вышло. И уезжайте поскорее.
Но Кира уже шла по серебристой дорожке. Она была на полпути, когда незнакомец открыл глаза и удивился - он хотел было попятиться, отстраниться от нее или оттолкнуть ее, но не смог – будто бы прирос.
- Не надо, чтобы с тобой случилось то же самое. Уходи.
Однако Кира, держа существо за крылья, уже подошла достаточно близко. Человек в плаще смерил ее расстроенным взглядом и схватил за запястье. Они стали бороться. Кире казалось, она крепко держала то, что достала из банки, но когда незнакомец дернул руку посильнее, одно крыло оторвалось, существо пронзительно пискнуло и вонзило свои острые зубки в ее большой палец. Кира вскрикнула, разжала ладонь – там лежало одно только оборванное крыло. Человек и крохотное блестящее существо исчезли, будто и они, вслед за Туки нырнули под земляничные листья. Дорожка-спираль из серебристых капелек медленно затухала, будто один за другим гасли огни взлетной полосы. Луна заходила за тучи. Макаронина залаяла. Отец громко сказал что-то во сне и заворочался, его кровать заскрипела.
И тогда Кира шагнула туда, где только что стоял незнакомец. Куда нырнула Туки. Где кончалась или начиналась спираль.
***
Она так и осталась стоять, где стояла. На том же месте – на поляне возле обрыва. Только вместо дома за спиной высился особняк из серого камня. Над входом в виде узорчатой, резной арки висел серебристый фонарик. А вокруг, в лесу, вместо сосен были неизвестные деревья с длинными черными иголками. Река внизу текла быстрее, ее воды перекатывались и бились о черные камни с ревом, подобного которому Кира никогда не слышала. Земляникой не пахло. Не пахло вообще ничем. Воздух был неподвижным. Земляничные листья напоминали лопухи, а ягоды, которых явно уже не могло быть в это время года, тем не менее, выглядывали повсюду – крупные, блестящие и почему-то черные.