– Ну ты даешь! Откуда узнал про телку ту дохлую? – спросил номер два, в котором любопытство взяло верх над страхом показаться профаном.
– По ящику видел, – довольно ответил номер один. – Ее утром нашли, сидела прямо тут, где ты сидишь, типа заснула или вырубилась. Жуть, да? А красивая-я… Фото засветили. По кайфу.
– Так, может, ее дружок… того? – предположил номер два. – От ревности.
– Не-а, – протянул малый номер один, демонстрируя житейскую мудрость. – Этого не было… как их… следов насилия.
– Ни фига себе! – Номер два от столь изощренной логики аж присвистнул. – Так кто тогда ее придушил?
– Меня спрашиваешь? Может, это… маньяк в парке завелся. – Номер один понизил голос, пытаясь создать зловещую атмосферу.
– Да тут маньяков и так до хрена гуляет! – возразил номер два, ничуть не испугавшись. – Да ты сам маньяк! Когда из дурдома слинял?
– А чё? Может и я! Ты давай того… поосторожней со мной, а то темной ночью подкрадусь сзади…
– Ты что, думаешь, я такой тупой, чтоб дал тебе подкрасться сзади, извращенец долбаный… – И номер один дружески ткнул кулаком номер два. Тот ответил. Они некоторое время самозабвенно пихали друг друга под неодобрительные взгляды японских туристов и чуть не упали со скамейки. В 1910 году их возню назвали бы потасовкой, хотя мне показалось, что для победы в этом виде спорта требуется засунуть голову противника в урну для мусора.
Солнечные лучи ласкали макушку, небо было голубым, как яйца дрозда. Я смотрела на скамейку, пытаясь представить Кейт. Сразу за скамейкой росли густые кусты. Никто не смог бы сквозь них прорваться, не изодрав одежду в клочья, – да еще бесшумно. Значит, такая возможность исключена.
Означало ли это, что Кейт знала убийцу? Может, человек пришел с ней, они разговаривали, он как бы между прочим зашел за скамейку и накинул провод ей на шею? Вообрази… Кейт наверняка повернулась, когда он вдруг зашел ей за спину. А что, если он предложил помассировать ей плечи? Идеальная поза. Ведь на массажиста не оглядываются, а наоборот, закрывают глаза и сладострастно постанывают. Дурацкая версия. Но ничего лучшего у меня пока не было. Центральный парк в полночь – не лучшее место для массажа, тем более в октябре, когда ночи не такие уж и теплые.
Я вновь уставилась на кусты, размышляя, не мог ли кто-нибудь сидеть, пригнувшись к земле, и терпеливо поджидать Кейт. А потом, когда она села на скамью, вскочил и одним быстрым движением накинул провод на шею. Прежде чем Кейт успела повернуться и увидеть, кто это, прежде чем смогла закричать…
Парни перестали пихаться и теперь с испугом глазели на меня.
– Эй, вы чего? – спросил номер два.
Я вздрогнула, вернулась в настоящее и тупо спросила:
– А?
– Да нет, ничего.
Номер два вдруг схватился за ногу. Номер один толкнул его, пробормотав «Тупица!». Номер два прочистил горло:
– Понимаете, дело в том, что вы сейчас так смотрели. Ну, не знаю, словно призрак увидали.
– Ну да, той чувихи! – зловеще прошипел номер один. – Она где-то здесь! Ой! Я чувствую, как моей шеи коснулось что-то холодное…
– Пош-шел ты! – заорал номер два и с такой силой толкнул друга, что тот слетел со скамейки.
Малый номер два в мгновение ока оседлал его и принялся колошматить головой о траву.
Японцы взирали на происходящее в потрясенном молчании. Даже гид замолкла. Затем самый отчаянный японец навел камеру. В воздухе повис тихий отзвук щелчка. Еще несколько японцев вскинули фотоаппараты и переглянулись, а потом разразился целый шквал щелчков – затворы трещали, точно пулеметы. Лица японцев оставались бесстрастными, словно у записных папарацци, научившихся снимать самые жуткие зверства без дрожи в руках. «Растленная американская молодежь оскверняет память Джона Леннона». Номер один затолкал номер два под скамейку. Номер два ожесточенно задергал ногами и наградил приятеля увесистым пинком. Номер один взвыл и попытался запихнуть подбородок номера два ему в ноздрю. Бодрящее зрелище!
Нью-Йорк с завидным старанием выдавал одну сюрреалистическую картину за другой. В какой степени они поучительны – другой вопрос. Я побрела прочь, завывания парней и треск фотозатворов постепенно становились тише. Теперь я понимала, почему люди сходят с ума в этом городе: эмоциональный накал здесь на несколько градусов выше нормы.
Выбравшись из лабиринта Земляничной поляны на широкую авеню, я вдруг заметила человека. И углядела я его только потому, что он вдруг попытался слиться с фоном, раствориться в пестроте осеннего парка. Дело нелегкое, ибо тип этот совершенно не годился на роль Травяного Человека.
Я не поверила своим глазам. Господи, да ведь я знаю его! Согласитесь, трудно забыть человека, с которым у тебя случился мимолетный сортирный роман. Во всяком случае – мне трудно. У меня для этого слишком хорошие манеры.
– Лекс? – крикнула я. – А ты какого черта здесь делаешь?
Глава одиннадцатая
В том, что мы встретились именно так, имелась, по крайней мере, одна положительная сторона – первоначальное смущение Лекса полностью исчезло, вытесненное еще бо льшим смущением. Я и в самых смелых мечтах вообразить не могла, что он будет извиваться как уж на сковородке, припомнив пикантные подробности нашей прошлой встречи. Скорее ожидала, что Лекс напялит обычное самодовольство и на полную катушку запустит свое обаяние – с целью показать, какую глупость я сотворила, отвергнув его.
Поэтому для меня было полной загадкой, почему Лекс выглядит так, будто земля у его ног вот-вот разверзнется. Отчасти разгадка заключалась в том, что Лексу не полагалось находиться в этих краях. Мне казалось, что все остальные МБХудаки должны прибыть в Нью-Йорк лишь к самому открытию выставки. Потому-то я и начала разговор не самым вежливым вопросом.
– Привет, Сэм, – промямлил Лекс, переминаясь с ноги на ногу, словно ему хотелось в туалет. – А… ну… а ты что здесь делаешь?
Жалкий ответ, и я отмела его с заслуженным презрением.
– То есть? Живу я тут неподалеку. – Я ткнула пальцем во внушительный силуэт «Дакоты», проглядывавший между деревьями. – В нескольких кварталах отсюда. А вот ты как здесь оказался? Ты же должен быть в Лондоне.
Крыть ему было нечем. Он снова замялся.
– Ну… дешевую бронь сняли, но чтобы ею воспользоваться, пришлось приехать пораньше.
Я нахмурилась.
– Что ж, разумно. – Интересно, почему он тогда ведет себя так, словно я застукала его на месте преступления? – А Кэрол знает о твоем приезде? Она мне ничего не сказала…
Лекс вздрогнул.
– Нет. Я думал позвонить ей через пару дней. А сейчас я того… просто прогуливаюсь.
Ну прямо, тайны мадридского двора.
– Где ты остановился? – как бы невзначай обронила я.
– Э-э… у друга. Сплю на полу. Зато потом три ночи проведу в гостинице. Там и понежусь, так? Скорей бы.
– Так ты поселился где-то неподалеку? – продолжала допытываться я.
– Не… В Ист-Виллидж. Такая роскошь не для меня.
Глаза его бегали из стороны в сторону, словно Лекс судорожно выискивал повод улизнуть. Должна признаться, мне доставляло удовольствие его дразнить. Такой смазливый тип, а я его так мучаю. Чудесный сегодня денек.
– Так куда ты намылился? – спросила я самым что ни на есть невинным тоном.
Вполне резонный вопрос. В Верхнем Вест-Сайде туриста мало что может заинтересовать – не сравнить с многочисленными музеями по другую сторону Центрального парка. Из памятки, которую оставила мне заботливая Нэнси, следовало, что Риверсайд-парк и местные продуктовые лавки – настоящий рог изобилия, и можно напробоваться прямо с прилавков, – но беготня по окрестным магазинам и в подметки не годилась развлечениям, что предлагал для художника Верхний Ист-Сайд: музей «Метрополитен», музей Уитни, коллекция Фрика, музей Гуггенхейма… Либо Лекс собирался здесь с кем-то встретиться, либо накупить деликатесов, либо… Версия номер три манила, как темная лошадка. Может, я совсем спятила, но, судя по виду Лекса, он что-то скрывал.