— Летим дальше. Всё в порядке, — негромко приказал он всем.
Но, продолжая путь, Тхорн и сам не знал, куда ведёт за собой ребят. Выводить их из безопасной зоны — значило бросать в мясорубку. Не заручившись помощью Сезара, такого делать нельзя. Но Асхелека находилась далеко за пределами зоны контроля, теперь он готов был в этом поклясться.
Они приземлились, когда лес стал редеть, и тогда, немного переведя дух, Тхорн решился сделать то, чего не делал ни разу в жизни: он отправил второе сообщение подряд Величайшему, не получив ответа на первое. А затем, закрыв глаза и прислонившись к ближайшему дереву, не обращая внимания на своих переглядывающихся подчиненных, стал молча ждать ответа.
Вспомнив, как Сезар предложил ему сдать командование и лететь на Горру, Тхорн с трудом подавил желание тихонько завыть и на миг почувствовал себя полностью раздавленным. Раньше он не знал, каково это — любить, быть любимым… быть женатым. Он понятия не имел об этом ужасе, об этих приступах слабости. Исчезновение Асхелеки в один миг сделало его беспомощным, как младенец. До сих пор он лишь на примере других людей мог познать такие чувства. Он тосковал вместе с Дейке, когда много лет назад погибла его первая жена, и испытывал бессильную ярость, но теперь-то он понял, что всё это были лишь отголоски настоящей ярости. Настоящего бессилия. Настоящего страха.
Если с Асхелекой что-то случится, он будет винить в этом себя. Он остался на Шаггитерре вместо того, чтобы улететь с ней и наслаждаться медовым месяцем, предоставив решение всех шаггитеррианских проблем другим военным. И теперь она похищена. Из-за его амбиций. Просто потому, что ему нравилось быть главным, держать здесь всё под контролем. Просто потому, что он решил, что справится лучше всех.
Никогда прежде Тхорн не испытывал такого отвращения к Шаггитерре и к своим обязанностям. Его глаза приоткрылись, взгляд тускло скользнул по офицерам, возбуждённо переминавшимся с ноги на ногу в ожидании действия. Каждый из них был минимум лет на пятьдесят моложе командира.
Война — дело молодое. Люди женились, заводили детей и уходили из его команды. Никто не хотел мучить близких, никто, набираясь ума и житейского опыта, уже не хотел так рисковать. Взрослые люди не готовы ставить всё на карту: психику, здоровье, нервы своих жён, жизни, наконец. Ради чего? Ради кого?
Рядом неизменно оставался лишь Дейке. Возможно, останется и Рикэн — он походил на человека, который останется дольше других. Но и то — это пока он не женат. «Мне самому пора уходить», — вдруг отчетливо понял Тхорн, ощутив свою несуразность, неуместность во главе отряда двадцати-тридцатипятилетних парней. Что ему тут делать? Ради чего ему продолжать водить этих ребят по краю смерти? На его сердце стало совсем тяжело, и даже немного подташнивало от внезапного осознания бессмысленности того, чем он занимался.
Когда коммуникатор завибрировал, Тхорн даже не сразу смог ответить, так дурно себя чувствовал. Но в следующую секунду всё вернулось — звуки леса, эмоции парней, их негромкие переговоры между собой и вибрирующий прибор. Молниеносным движением, подняв руку с передатчиком к лицу, Тхорн ответил. И на его душу снизошло громадное облегчение вместе с негромким уверенным голосом Сезара на том конце.
Глава 2
Ариадна. Двумя неделями раньше.
Огромный монитор, занимавший в развёрнутом виде едва ли не полкаюты, детально отражал всё, что происходило снаружи корабля. Она предпочла бы, чтобы деталей было меньше, а ещё лучше — вообще не видеть. Каждую пару секунд хотелось отвести взгляд — что толку наблюдать за тем, как они все умрут? Но она не могла не смотреть. От ужаса захватывало дух, и в какие-то моменты Ариадна даже ловила себя на том, что будто смотрит кино — её мозг пытался убедить сам себя, что это нереально.
Что это ненастоящие горианцы — всего несколько десятков — сражаются с тысячей нападающих на них дикарей. Что на их рубашках ненастоящая кровь, что на лицах ненастоящее ожесточение и отрешённость — явное свидетельство того, что мужчины уже почти смирились с неминуемой смертью. Но она не смирилась. Ариадна не хотела верить, что это случится и ждала. Она знала, что он должен появиться — почему-то знала, что вот-вот появится дракон, но всё равно испугалась, когда тень поползла по земле, мучительно медленно накрывая сражающихся. А затем наступила темнота.