Гуманоид пронесся по коридору, и я так поняла, что нужно идти за ним и не отставать, так как я просто потеряюсь, а все сочтут, что я сбежала, испугавшись ответственности от совершенного проступка. А я готова была нести ответ. Никогда не трусила и сейчас не буду. Боковым зрением заметила, что и компания бакайцев спешит за нами, и лишь громила идет вразвалочку. Правда, его один шаг компенсировал моих три, так что он мог себе позволить некую медлительность. Даже круглолицый бакайц из приемной комиссии пытался успеть за нашей процессией.
Трехглазый с перевязанным глазом на лбу шел стремительно, и его одежда развивалась. А она сильно отличалась от комбинезонов или академической формы, в которые были облачены другие члены комиссии, и больше напоминала рясу священника.
Он остановился настолько резко, что я чуть не врезалась в него, но вовремя успела остановиться. Мужчина замер у стены. Я с недоумением смотрела за его манипуляциями. Он снял повязку, и тут же перед нами появился экран, который лазером прошелся по лицу гуманоида, и в стене открылась дверь. Вот так просто была стена, стала дверь. И сколько здесь таких стен, за которыми прячутся кабинеты? Видимо, немало, так как остальные члены нашей разношерстной делегации были не удивлены.
Пока мы проходили в кабинет, долговязый снова натянул повязку, и мне так и не удалось рассмотреть третий глаз.
— Кандидатка Майорова, что вы можете сказать в свое оправдание? — трехглазый сел за овальный стол с выемкой с его стороны и уставился на меня. А я все смотрела на его повязку. В общем, вела себя как полная дура. — Вы еще не поступили, а уже затеяли драку и покалечили второкурсника. Если вы полагаете, что будете здесь находиться на привилегированных условиях, то глубоко ошибаетесь. Вы для начала докажите свою уникальность, а уже потом пытайтесь что-то из себя изобразить, — это все круглолицый бакаец поддакивает главному.
— Да подождите вы! — вмешался громила-хармит, и бакаец замолчал. — Дайте ей хоть слово сказать. Эй, вы! — и адмирал кивнул трем притихшим бакайцам-второкурсникам. — Что произошло?
Парни переглянулись. Как по мне, то они, видимо, решали: врать или нет о том, что произошло. И, вероятно, выбрали: врать.
Вышел вперед со сломанной лапкой, который прижимал ее к себе, поглаживая, и что-то заурчал на непонятном мне языке. Я удивленно уставилась на него. Впрочем, не только я. Адмирал тоже скривился и махнул рукой. Парень замолчал.
— На едином давай. На своем будешь с профессором Веем квакать. А здесь на нормальном языке говори! — обрубил бакайца хармит.
— Я бы попросил вас, адмирал, выбирать выражения, — вмешался жабеныш из приемной комиссии. Наверное, это и был тот самый профессор Вей.
— Да кто ж вам сказал, профессор, что я их не выбрал? — адмирал выгнул бровь и сделал шаг в сторону бакайца.
— Профессор! Адмирал! Какой вы пример подаете курсантам? Неудивительно, что они устраивают драки на почве расовой неприязни, — вмешался долговязый и строго посмотрел на учителей. — Я ведь прав про причину конфликта? — и теперь я попала под строгий взгляд.
— Она оскорбляла бакайцев, — вмешался в разговор один из жабенышей. Если честно, не могла их различить. Все трое на одно жабье лицо.
— Неправда! — я не собиралась молчать. Пусть я и не питала любви к этой расе, но оскорблять никого не оскорбляла. Хотя бы просто потому, что не успела, так как в наш разговор с Робом влезли эти трое. Кстати, а где Роб? Я огляделась и поняла, что робота нет в кабинете.
— Потеряла что-то? — адмирал Фирс увидел мой ищущий взгляд.
— Мой робот, — в панике осмотрелась еще раз.
— Он за дверью, — ответил долговязый и нажал какую-то кнопочку. Дверь открылась, и в кабинет вкатился мой Роб, а я облегченно вздохнула. Все это не укрылось от внимательного взгляда адмирала Фирса.
— Это робот-помощник? — проявил интерес к роботу и трехглазый.
— Да, — я не понимала такого пристального внимания к моему роботу.
— Отлично. Робот, воссоздай картинку произошедшего между кандидаткой Майоровой и студентами бакайцами, — потребовал трехглазый, но Роб не отреагировал. — Он сломан?
— Нет, вроде нормально работал, — я не понимала, почему он упрямится. А может, у него нет такой функции? — Роб, ты можешь показать, что произошло там, в коридоре? — я перефразировала вопрос, опасаясь, что робот не понял формулировки. Раньше у него никогда такого не было, и если он что-то не понимал, то всегда приставал с глупыми вопросами.
— Могу, — и перед нами практически на столе появилась голограмма, невероятно реалистичная, словно трехмерное кино. Все замерли и слушали, как бакайцы задевают меня, оскорбляют, а потом этот пострадавший хватает за руку.