— У меня есть повод, — вздохнул Мануэль.
Он поведал ей о своих приключениях на Врейдексе, а Мафь сказала, что это доказывает, к чему приводит пренебрежение своими прямыми обязанностями, заключающимися в присмотре за свиньями ее супруга. Затем Мануэль поведал ей о том, что случилось у Гарантонского пруда.
Мафь укоризненно покачала головой:
— Бесстыдник, ведь твоя Ниафер едва устроилась в раю, а твоя Сускинд воет о тебе в своих сумерках! Впрочем, это, наверно, Алианора — Недоступная Принцесса. Говорят, это она появляется в виде лебедя с той стороны Бискайского залива — прилетает из далекой страны Прованс, чтобы искупаться в нашем пруду, навевающем странные сны, а потом она надевает платье Апсар, когда ей приходится спасаться от такого бесстыдного плута, каким оказался ты.
— Да-да! Одеяние все было из сверкающих белых перьев, сестра. Вот одно, которое сломалось, когда я пытался ее схватить.
Мафь повертела перо в руке.
— Смотри-ка! Первый раз вижу такое чудо! Все же сломанное перо никому не нужно, а я не выношу у себя на кухне всякого хлама, сколько можно тебе говорить?
И Мафь бросила сверкающее белое перо в огонь, на котором подогревалась похлебка. Какое-то время они наблюдали, как горит перо, и Мануэль со вздохом сказал:
— Дни мои расточаются, и моя юность пропадает в безнадежном захолустье, где Сускинд только об одном и думает, где нет никого умнее Ниафер и где нет девушек, прелестных, как Алианора.
Мафь сказала:
— Я никогда не говорила плохого о мертвых. Так что пусть удача и прекрасные слова сопутствуют Ниафер в ее языческом раю. О Сускинд тоже, — Мафь перекрестилась, — чем меньше сказано, тем лучше. Но что до твоей Алианоры, то я тебе скажу, что порядочная девушка не станет летать, показывая свои лодыжки пяти народам, и снимать платье в местах, где может пройти кто угодно, к тому же в понедельник. Это совершенно неприлично, и куда смотрят ее родители?
— Но, сестра, она же принцесса!
— В том-то и дело. Вот я и сожгла это перо, поскольку не годится людям нашего звания что-либо брать у принцесс, пусть даже простое перо.
— Сестра, ты права! Согласен, что нехорошо красть, и это, по-видимому, накладывает на меня еще один долг и еще одно обязательство, которое надо выполнить, потому что, взяв это перо, я взял то, что мне не принадлежало.
— Мальчик, не думай меня одурачить, — когда у тебя на лице такое выражение, я знаю, что ты придумал очередную ерунду. По тому, как ты описал это дело, я догадываюсь, что легкомысленная, совершенно голая принцесса решила, будто ты собираешься отобрать у нее что-то другое. Поэтому я сожгла перо, чтобы его не узнали и не отправили тебя на виселицу или еще куда похуже. Ты почему не вытер ноги, прежде чем зайти на мою чистейшую кухню? И сколько раз, по-твоему, мне нужно тебе об этом говорить?
Мануэль ничего не сказал. Он, похоже, решал в уме сложную задачу. Потом он вышел на птичий двор мельника, поймал гуся и выдернул у него перо. Затем Мануэль надел свой воскресный костюм.
— Слишком хорош, чтобы ты в нем странствовал, — сказала Мафь.
Мануэль посмотрел сверху вниз на сестру и пару раз моргнул своими странными, сверкающими глазами.
— Глупая, если б я был прилично одет, когда стал господином подозрительного дворца, госпожа Жизель отнеслась бы ко мне серьезней. Я помню, что она сказала о моих локтях.
— По одежке только встречают, — благочестиво ответила Мафь.
— Именно любовь к поговоркам сделала из тебя мельничиху, и ты будешь ею до скончания веков. Теперь я понял причину своих неудач на Врейдексе, а от безумного Горвендила я узнал, что должно случиться.
— Потому ты стал отращивать волосы? — подозрительно спросила Мафь.
Мануэль сказал:
— Да.
— Мальчик мой, нарушение правил может тебе дорого обойтись.
— Тоже рискованная затея, сестричка, однако мы все волей-неволей делаем ставки в этой игре.
— Сейчас ты говоришь чушь…
— Может, и так, но я начинаю подозревать, что и заведомая чушь может принести добрые плоды. Может, я не прав, но проверю свои догадки.
— Интересно, за какой такой дуростью погонишься ты теперь, чтобы только не присматривать за стадом?
— Я — Мануэль, сестра, я должен следовать своим помыслам и своим желаниям, а и то и другое намного выше свиней.
После чего Мануэль поцеловал Мафь и, вновь не попрощавшись с Сускинд, отправился в далекую страну Прованс.
Глава VII
Корона Мудрости
Случилось так, что, когда король Гельмас поехал на охоту в Невет в первое полнолуние после осеннего равноденствия, называемое Луной Охотника, ему повстречался громадный, пышущий здоровьем малый, весьма достойно одетый во все черное, у которого был странно опущен один глаз и который, по-видимому, искал приключений в осеннем лесу. И тут король вспомнил, что ему предсказали.
— Что это я вижу у тебя в кармане завернутое в красный шелк?
— Это перо, король, завернутое в лоскут от лучшей юбки моей сестры.
— Да славится твоя темная магия, мой друг, однако за какую цену ты продашь мне это перо?
— Но перо никому не нужно, король, ибо, как видите, это совершенно обычное перо.
— Ну, ну! — рассмеялся король. — Разве где-нибудь заворачивают обычное перо в красный шелк? Мой друг, не думай обмануть короля Албании Гельмаса, а то не поздоровится. Я точно узнаю в этом сверкающем белом пере перо, которое потеряла в лесу во время линьки Жар-Птица — еще в древности, до того, как мои деды пришли в эту страну. Ибо предсказано, что такой вот молодой кудесник, как ты, принесет глупейшему королю, правящему Этиопами, это перо, которое дарует его владельцу совершеннейшую мудрость. И для тебя было бы богохульством оспаривать пророчество.
— Я не оспариваю вашу глупость, король Гельмас, да не оспариваю и ничьих пророчеств в мире, где нет ничего определенного.
— Однако, по крайней мере, определенно, — заметил король Гельмас, строго нахмурившись, — а именно то, что среди Этиопов все, оспаривающие пророчества, сжигаются на костре.