Анна сказала вслух:
— Аркадий!
Мелкое эхо в лощинах подало:
— Аркадий.
Анна повторила. Эхо еще ответило.
Может быть, она сказала бы: «Я хочу к тебе, Аркадий. Я хочу, Аркадий» — этим всем была полна Анна, но ничего не сказала, молча, в ужасе повернула назад, она без всякого чувства выздоровления, в глубокой тоске приблизилась к дому как раз в ту минуту, когда Марта вошла в сени, и когда за подвалом с цинковою крышей показались розвальни. Анна увидела их. Мгновенным взором успела разобрать и Трушку в меховой теплой куртке.
— Приехали, — глухо сказала она Марте, затворив дверь на щеколду.
— Кто такие?
— Трушка, известный… разве не знаешь?., и с ним двое.
Матвей Мартыныч завозился в своей комнате. Он был очень слаб.
— Кто там приехал… Анночка, чего ты?
Анна вошла к нему в комнату.
— Где кольт?
— Зачем тебе?..
Анна оглянулась, решительно отодвинула верхний ящик комода.
— Трушка зря не ездит. Знаешь его.
И положив тяжелый кольт в карман полушубка, дулом вниз, направилась к выходу.
— Я с ним сама поговорю.
Трушка шел на своих крепких, несколько кривых ногах к дому Матвея Мартыныча. Двое других неторопливо привязывали лошадь. Трушка знал, что Матвей Мартыныч успел сбыть свиней, что вообще он все распродает, у него есть деньги, что сейчас он нездоров. Трушка был вполне спокоен. Он считал, что сюда можно было бы ехать и одному. Поэтому не стал ждать сотоварищей.
Он не удивился, когда навстречу ему вышла молодая девушка в полушубке. Трушка тотчас узнал в ней ту, кого в морозную лунную ночь встретил у берез машистовского сада. Он был настроен почти даже дружелюбно. Правда, в кармане его меховой куртки лежал браунинг. Но он не взялся за него, а по привычке громко сказал слова, столько раз оказывавшие изумительное свое действие:
— Руки вверх!
И только что произнес, по лицу и темным глазам встреченной почувствовал, что все не так. Он не успел даже додумать, что не так, как прямо в лицо ему блеснул огонь. Тяжелый, длинный удар охлестнул его. Он схватился за живот, упал прямо на снег.
— К Аркадию за этим шел, и к нам…
Анна держала кольт дулом вниз. Глаза ее блестели. Она тяжело дышала, не могла двинуться. В пяти шагах ничком бился на снегу Трушка. Ему все хотелось вытащить из кармана браунинг, но боль, слабость, смертная тошнота заливали, — топчась головою в снег, судорожно хватаясь руками за землю, описывал он по снегу полукруг.
— Марточка, стреляют!
Матвей Мартыныч в одном белье соскочил с кровати.
— Лежи, куда ты…
Марта с двустволкою стояла в столовой. Матвей Мартыныч подскочил к окну.
— Один на снегу, Анночка сюда бежит, за нею еще двое…
Раздались снова выстрелы. В дверь постучали.
— Отоприте! — крикнул голос Анны.
Матвей Мартыныч кинулся к двери. Но его охватили руки Марты. Будь Матвей Мартыныч здоров! Но сейчас голова у него закружилась, комната повернулась на оси. Марта без труда кинула его обратно на постель.
— Марточка, они убьют ее!
Он увидел над собой зеленые, бешеные глаза Марты.
В дверь снова застучали.
— Дядя!
Марта навалилась на него всем телом. Снаружи раздались выстрелы, тяжкий стон Анны.
Ветер и холода первых дней обдули цветущий сад. Белые лепестки плавали в лужицах, земля влажна, дымится под солнцем. Травка совсем хорошо зазеленела, удивительно сочны золотые одуванчики с молочным соком в стеблях. Дрозды скачут в саду Матвея Мартыныча. Но уже на столе у него нет бланков: «Экономия Матвея Гайлиса». Нет ни свиней, ни даже коровы. Хлевы давно заперты, на дверях цинкового подвала замок.
Посреди двора телега. На ней сидит Леночка. Матвей Мартыныч с Костей тащат через двор сундук. Раскачнувши, вскидывают на телегу. Матвей Мартыныч отирает пот с лица.
— Ну вот и вещички Марьи Гавриловны… вот и вещички. Матвей Мартыныч все сберег. Мало бы чего зимой не было, он все сохранил. Так и мамаше скажите. Да… и как слышно, то и вы сами, и мамаша из этих краев трогаетесь?
Леночка побалтывает ногами.