А он, чудом не зацепив тесовое крыльцо цеховой конторки, оборвал работу разгоряченной машины и вошел в конторку. Минут через пять подал начальнику цеха заявление об уходе с работы.
— Да что с тобой, Крюков? — изумился тот.
— Уезжаю, Павел Маркович. Дома не все ладно.
— Ты подожди. Ты постой, Крюков. Может, отпуск тебе, а?
— Спасибо, но я уж совсем.
— Жалко. Смотри сам. Хозяин — барин.
Уволившись с завода, Крюков никуда, конечно, из уехал. Цель — прижиться в городе — все так же держала его. «Надо тебе, Николай, найти работу достойную, — рассуждал он. — Город, он — не родимый батюшка, сразу к столу не пригласит, с бухты-барахты на почетное место не посадит. Отвоевать надо такое место. Повоюем».
На этот раз он долго обивал пороги различных предприятий, пока наконец не устроился бульдозеристом в строительное управление. За работу взялся жарко и увлеченно. Его мощная машина заменяла сотни землекопов, переворачивая за смену горы земли. Совсем недавно кругом были ямы, бугры, камни да пни. Не подступиться — вот местечко выбрано. А поработал тут Крюков неделю на своей умной, могутной машине — и котлован под школу-интернат почти готов. Беспокоило только одно: наступят морозы — иди Крюков, куда глаза глядят. Силен твой «Т-80», но и ему не под силу скованная стужей земля. Машина на отдых, а ты на отделочные работы, по крайней мере, до весны.
Но, пока работал, прикидывал заработок и оставался в машине сверхурочно. Спал иногда прямо в тесовой будочке на стройплощадке, потому что не хотелось мерить шагами бесконечный пригород. На свету, бывало, проснется, по привычке легкую дверь будки распахнет настежь, но светлой песенки иволги не слышно. И вспомнит вдруг, что не на полевом стане у Лосиной Заимки проснулся — и сползет горестная усмешка в уголок его губ. Тут уж одно к одному, ворохнутся мысли о Кате: нет от нее ни словечка. «Упрямая, черт. Молчит. Это на нее похоже. Что же у нас выходит, а? Разошлись совсем, выходит. Написать ей, не сержусь, мол, приезжай. Нет, надо подождать».
VII
С первых теплых дней Николай переселился спать из комнаты в маленький чулан на крылечке. Выбитое оконце в дощатой стене застеклил; в изголовье кровати прибил полку для книжек; на фарфоровых чашечках перехватил радиопровода и протянул к себе наушники. Теплыми вечерами при свете долгой зари заката читал тут или просто лежал и слушал биение пульса большого города: где-то на подъеме взвинчивал свой голос трамвай, где-то рвали тишину размашистые гудки паровозов, на магистрали, что ведет к аэропорту, неумолчно скликались автомашины.
— Что ты все лежишь да лежишь, как увалень, — смеялась Лукерья Ивановна над Николаем. — Сходил бы в кино или театр. Работать да лежать ты, поди, и в Столбовом мог.
— Устаю, Лукерья Ивановна, — лгал Николай.
— Уж так-то и устаешь, добрый молодец. Ой, не то что-то.
В один из субботних вечеров Николай лежал на кровати в своем закутке и слушал, как льет и пляшет по толевой кровле сенок крепкий, спорый дождь. Сегодня была получка, и Николай решил сходить в парк, но куда в такой ливень. Вначале Николай злился, даже читать из мог, но потом успокоился: к лучшему, пожалуй, этот дождь, меньше расходов.
Лукерья Ивановна сидела на ступеньках крыльца, лузгала семечки и говорила сама себе:
— С утра сверлит ноги. С утра еще сказала: к непогодью это. Так и есть.
Кто-то, шлепая по лужам, перебежал двор и поднялся на крыльцо.
— Здравствуйте, Лукерья Ивановна.
— Леночка! Здравствуй, золотко. Вымокла!
— Немножко. А неужели он затянется?
— Ранний гость до обеда, а поздний на всю ночь.
— Да вы что, Лукерья Ивановна, — воскликнула Лена, а потом подумала и, будто прислушалась к чьему-то дальнему голосу, раздумчиво сказала: — Хотя пусть… А у нас теперь рожь на колос пошла. Обрадуется она ему. Она, тетя Луша, как невеста сейчас, рожь-то.
«Как невеста сейчас, рожь-то, — повторил Николай и вспомнил улыбку девичьих веснушек, и они вдруг сделались понятными ему. Конечно, веснушки украшают лицо того, кто много бывает на солнце. Наверное, и от волос девушки, и от ее рук, платья пахнет солнцем, полевым ветром, выспевающей рожью, свежестью перепавшего дождя…»
— Коля, — вдруг позвала Лукерья Ивановна, — чего же ты шебаршишь там, как таракан в щели? Иди к нам. Лена вот в гости пришла.
Откуда она, старая женщина, знала, что Николай сгорает желанием познакомиться с девушкой поближе. Как только он вышел из своего закутка, Лукерья Ивановна озабоченно заторопилась: