Мужчина обернулся. На него, прищурив синие васильковые глаза, смотрела девочка лет пяти-шести. По-мальчишески вздернутый нос с золотыми крапинками веснушек, слипшиеся от дождя льняные волосы. Он пристально вгляделся в лицо девочки.
«Боже мой, как она похожа на Лену… Неужели?» – промелькнула в сознании догадка. Он поспешно порылся в карманах, но не нашел ничего подходящего, что можно было бы подарить девочке. Она с любопытством наблюдала за незнакомцем.
– Прости, – прошептал он виновато. Не заметил, как из подъезда дома вышла женщина. Раскрыла зонтик, окинула двор взглядом, отыскивая кого-то, и увидела девочку.
– Катюша, иди домой, ты вся промокла, – прозвучал знакомый бархатно-мягкий голос.
– Это моя мама, до свиданья, дяденька, – девочка помахала рукой, собираясь уходить. Он почувствовал, что в этот момент теряет последнюю возможность увидеться с Леной.
– Погоди, Катя, – умоляюще попросил он. Девочка остановилась, с недоумением глядя на незнакомца. Женщине надоело ждать дочку, она сама направилась к березе. По мере того как она приближалась, волнение и радость теснились в его груди.
Лена почти не изменилась, разве что немного пополнела, но сохранила легкость девичьей походки. Приготовилась отчитать непослушную дочку, но подняла глаза и остановилась. Он увидел; как побледнело ее лицо и беззвучно что-то шепчут губы.
– Лена… Елена Дмитриевна, – с трепетом произнес он.
– Сергей, Сережа…, – наконец справилась она с волнением.
–Леночка, вы замужем? – выдавил он из себя.
–Нет-нет, – покачала она головой. – Я ждала тебя. Долго ждала…
– Простите, прости меня, – он бережно поцеловал ее левую руку. – Вы помните Чайковского? «Осенняя песнь».
Лена утвердительно кивнула головой. Береза, свидетельница их запоздалой встречи, бросила в лицо Мерцалова горсть холодного дождя. Он поднял дочку на руки и бережно прижал ее к груди.
САШКА
В больничной палате нас четверо. Самому старшему, деду Митрофану, ветерану войны, перевалило за восемьдесят. Старика часто клонит в сон и он нередко засыпает, сидя на кровати, уронив свою с редкими седыми волосами голову на грудь.
Среднего возраста пациенту, Дмитрию Герасимовичу около сорока. Он страдал болезнью желудка, выражаясь его словами, отсутствием аппетита. Но, глядя на него, трудно было поверить, что он чем-то болен. Розовощекое лицо пылало здоровьем, а в уголках губ всегда теплилась виноватая улыбка. Он самый прилежный пациент, охотно принимал зеленого цвета микстуру, таблетки, которые утром и вечером приносит в палату дежурная медсестра Верочка. Она часто ставит Дмитрия Герасимовича нам в пример. Зато надо было видеть с какой боязнью прилежный больной шел на инъекции в процедурную, где постоянно витал запах эфира и других лекарств, а в никелированной ванночке кипятились шприцы. Тогда одноразовых изделий еще не было и в помине.
– Если бы не проклятые уколы, то жить здесь можно, как в санатории на курорте,– часто заявлял Дмитрий Герасимович перед тем, как отправиться на пытку. Я предполагал, что уколы скоро одолеют его и заставят сократить курс лечения. Но пока Дмитрий Герасимович терпеливо ходил в процедурную и долго потом сетовал, словно под микроскопом рассматривая ужаленное медсестрой место, будь то на руке или другом участке изнеженного, холеного тела. Насчет отсутствия аппетита он, конечно, приврал. Я однажды видел, как за один присест он слопал принесенную женой курицу. Как знать, может у него дело пошло на поправку. Я не познакомил вас с Сашкой Барвиным.
Мы с ним ровесники. Если сложить наши прожитые годы, то будет сорок два. Он среднего роста, худощавый, высокий благородный лоб, умные, карие с лукавинкой глаза и темные волнистые волосы. Сашку к нам перевели из соседней палаты. Три года назад он перенес тяжелую операцию на сердце. Боли снова обострились. Моя и Сашкина койки расположены рядом у большого окна, выходящего в зимний сад. Когда налетает ветер, то голые ветки кленов и акации тоскливо стонут и стучат ветками в стекло, словно просятся к очагу. Черной шапкой висит почти у самой верхушки дерева сорочье гнездо.
Приятель часто смотрит в сад с облетевшей желто-бурой листвой, мягким ковром устлавшей землю. В такие минуты его охватывает грусть. Он сидит неподвижно с отрешенным взглядом. Тогда я не узнаю в нем прежнего веселого парня. Хотя бы снег выпал и белизна и чистота взбодрила бы моего приятеля.
Субботний день. Заканчивается обход больных. Сашкин лечащий врач Григорий Иванович, сдвинув на переносицу очки в желтой оправе, долго рассматривал на свет кардиограмму Барвина.