Они пересекли поляну и набрели на кусты смородины.
– Ой, сколько ягод! – удивилась девушка. Смородина уродила щедро, перезрев, осыпалась в траву. На узорных листьях застыли капельки сока. Прогудел бархатисто-золотой шмель. Качнула веткой проворная синичка. Василий видел, как Маша проворными руками срывает ягоды и тут же отправляет их в рот. Губы у нее зарделись.
Он последовал ее примеру и ощутил приятный вкус, напомнивший о детстве и юности, о солнечных полянах лета.
– Подставляй туесок,– велела Дремова и высыпала из ладони блестящие ягоды. Она изящной косулей перебегала от куста к кусту, мелькало белое платье и загоревшие икры ног.
Кое-где между кустами были сделаны прокосы. Валками лежала привядшая трава и поблизости возвышался стог сена. Запасливый хозяин приберег своей Буренке на зиму.
Василий, увлекшись сбором ягод, казалось, не замечал Машу и это ее огорчало. Она обиделась и, подойдя ближе, бросила в него горсть смородины. Побежала, дразня его звонким смехом. Усыпанные ягодами ветки цеплялись за ее платье, хлестали по стройным ногам, словно пытались остановить.
«Догоняй», – смеялись ее влекущие глаза. Он, не раздумывая, бросился следом, стараясь не просыпать ягоды из туеска. Видел разметавшиеся от быстрого бега ее волосы. Девушка оглянулась и, видя, что Василий ее настигает, упала на стог сена. Он повалился рядом. Туесок взлетел в воздухе и покатился по сену, оставляя черную ягодную дорожку.
– Маша, Машенька, – он обнял ее за плечи и поцеловал в горячие губы. Первое мгновение она не сопротивлялась, поддавшись его нежности и ласке. Потом в ее глазах появилась тревога. Она, охваченная желанием, бессильна была оттолкнуть его руками и лишь умоляла. – Не надо, не надо, я еще девочка…
Он отпустил ее руки и стыдливо отвернулся. Поглядел на просыпанные ягоды. Почувствовал, как гулко в груди колотится сердце. Маша встала, разгладила складки платья и медленно пошла, не оборачиваясь. В волосах запуталась ромашка. Василий поднял туесок и догнал девушку.
–Машенька, прости, – упрашивал он ее, виновато пряча глаза.
– Вот смешной, – она остановилась, привстала на носочки и поцеловала его в щеку. Потом громко рассмеялась, глядя на его пустой туесок. – Это плата за очень приятные, но опасные шалости.
Когда подошли к сторожке, увидели Ивана Степановича. Он сосредоточенно стругал рубанком. Вблизи стояла телега и Нюрка охотно жевала сено. Заметив их, старик поднял голову.
– А-а, заявылысь. Хорош внук, хорош, – пожурил он парня. – Пасику залишыв и гайда гулять.
Потом погрозил пальцем гостье:
– Мабуть ты його, дивчина, заманила. Шалунья.
– Что вы, дедушка Ваня? Внук вам смородины принес, – и прыснула смехом.
– Смородину я люблю,– пасечник потянулся к туеску и увидел, что он пустой.
– Дед, я в другой раз принесу, – оправдывался Василий. – Пока с Машей шли, всю слопали.
– Ладно уж, – старик примирительно махнул рукой, ласково взирая на них.
– Слишком загостилась я у вас, пора и честь знать,– нараспев произнесла Дремова. —Меня ждут дома.
– Вот тебе, донька, на дорожку майский медок, чтобы не забывала моего внука, – старик подал ей литровую банку.
– Ой, спасибо, не забуду, – пообещала, принимая подарок.
Василий хотел задержать девушку, но она ловко забралась на телегу и вожжами понукала Нюрку.
– До свидания, – помахала рукой. Он стоял, провожая взглядом удаляющуюся возницу.
– Гарна дивчина, не упусти ее, Василь, – велел Иван Степанович. Парню снова привиделась убегающая и смеющаяся девушка, черные россыпи ягод, зной июльского полдня, вкус Машиных губ и музыка, рожденная магией ее красоты.
РЕЙС № 740
С утра накрапывал мелкий, словно просеянный через решето, дождь. Он то затихал, когда в набухшем влагою небе возникали светлые проемы, то вновь начинал частить, когда гонимые ветром облака смыкались, как будто военные корабли, сцепившиеся на абордаж. Стояла хмурая мартовская погода, от туманных и дождливых пейзажей которой брал озноб. Весна находилась в первоначальной стадии, когда в оврагах еще только проклюнулись редкие подснежники и цикламены. Ее трудно было отличить от поздней осени.
В аэропорту в это время чаще всего звучат сообщения о том, что рейсы откладываются из-за сложных метеоусловий или же по этой же причине задерживается прилет того или иного борта. Зал ожидания аэропорта «Симферополь», куда Евгений Сухотин приехал за полчаса до вылета, был заполнен потенциальными пассажирами, терпеливо ожидавшими, когда диктор объявит о регистрации билетов и пригласит на посадку. В зале немало и тех, кого принято называть встречающими и провожающими. Все места на скамейках были заняты, а проходы заставлены чемоданами, сумками, баулами. Евгений привык к тому, что аэропорт обычно шумит, как растревоженный улей.