Их янтарные и зеленые зрачки заблестели азартом хищников в расчете на легкую добычу.
–Прочь! – замахал я на них руками. – Так то вы, неблагодарные встречаете первых вестников весны. Они, нехотя, нырнули в оконце к теплым трубам своего пристанища. А с неба опять стали планировать снежинки, вспушивая белый покров, заметая следы. Подумалось о скворцах, синичках и других пернатых, которым нелегко раздобыть корм в снежную студеную пору. Чтобы весеннее небо, кроны деревьев наполнялись певчими голосами, щебетом, радующим слух, необходимо подкормить этих отважных посланцев весны.
«МЫШАТА» В БОРУ
В начале февраля после обильного снегопада наступила типичная для крымской зимы оттепель, солнце за сутки съело снежный покров. Лишь в затененных местах, в ложбинах и рытвинах сохранились, словно заплаты на прогалинах с изумрудно-нежной зеленью белые лоскутки.
В полдень я наведался в урочище, что в окрестностях старой крепости. Сосны с зелеными иглами и молодые дубки потерявшие лиственный наряд, пьянили смолисто-хвойным воздухом. И сюда сквозь кроны, устремленные в низкое сизое небо, проникли лучи солнца.
Но снега на сухой некошеной траве сохранилось больше, чем на полянах и других открытых местах. Под ногами мягко пружинит скопившийся годами наст из сухих сосновых иголок, листьев, веток валежника. Разбросаны шишки и глянцевые желуди. Тишь и благодать в урочище. Я заметил, что у стволов сосен наст разворошен.
«Неужто дикий кабан в поисках желудей или сладких корней разрыл почву? – предположил я, но взгляд зацепился за несколько затаившихся грибов с пепельно-серыми круглыми шляпками. – Никак «мышата»? Очень похожи на серых живых существ, давших им название и столь же неуловимых».
Чтобы их обнаружить под влажным слоем из иголок, листьев, нужен глаз-алмаз. Так вот почему разворошена почва возле стволов сосен, где предпочитают в своеобразных парниках (даже в зимнюю стужу) прятаться «мышата». Версия о диком кабане отпала. Срезав десятка два грибов на белых хрупких ножках, я набрел на грибника с ведерком и палкой– клюкой. Вооружившись ею, он ворошил листву и иголки, разыскивая грибы.
– Удачной охоты – сказал он.
Я тоже не остался в долгу, пожелав богатого «улова», заметив, что его корзина почти до краев полна. Тихая охота удалась. Короткий зимний день угасал, и солнце колесом скатывалось за цепь древних курганов.
ПРИСИВАШСКАЯ СТЕПЬ
Невдалеке от села, где кончаются окаймленные старыми лесополосами поля, открывается присивашская степь. Просторная и безмолвная. Снег растаял и открылись замысловатые чабанские тропы. По одной из них иду к подернутой синеватой дымкой глади озера Сиваш. Ветер приносит йодистые запахи воды. Уткнувшись кормой в берег, в желтоватых зарослях камыша дремлет полузатонувшая лодка. Спадает в воду ржавая цепь. Вода плещется в покрытый зелено-бурой тиной борт.
Вдали, насколько хватает глаз, расстилается мелководье. С узкой отмели взлетают чайки и, поблескивая серебристыми крыльями, летят над степью в поисках корма к отдаленной кошаре. Над ее постройками белым шлейфом стелется дым. Желтыми бурунами вблизи огороженной плетнем кошары перекатывается отара, очевидно, в первый раз после зимовки выпущенная на волю. Овцы приблизились и вскоре я познакомился с коренастым чабаном Евсеем.
–Цигейской породы овцы, но есть несколько и романовской, очень плодовитой, – не без гордости сообщил он.– Вишь, разбрелись после окота. Наскучило им сено, подавай отаву, травку. Пьянит свежий воздух… Им, как и человеку, нужны простор и свобода…
Чабан делает паузу, оглядывая беспокойное хозяйство и, опершись на герлыгу словно на посох, командует большому псу:
–Вулкан!
Пес подгоняет отбившихся от отары овец и они проворно пощипывают лилово-розовыми губами едва пробившуюся траву.
– Ничего особенного в этой степи вроде и нет, – вслух размышляет чабан. – Солончаки, перекати-поле, стужа зимой, ветер, глушь, а летом – солнцепек и жажда. А вот не могу от нее оторваться. Сколько раз собирался уехать в город. Дочь кличет, чтобы за внуком смотрел.
– Что же вас держит?
– Простор, этот серебристый плес Сиваша, особый аромат воздуха, да и овцы. Хоть их и много, но есть шельмы с характером и капризами. Ошибаются те, кто считает овцу послушной. У каждой свой норов.
Наступит апрель и красновато-сиреневым цветом у сверкающей равнины Сиваша покроются берега, распахнется горизонт.
Неброская красота степи. Нерасторжима с ней связь человека, познавшего ее глубинную суть.