А сам в камушек вдруг превратился. Только и помнит Топырко его последние слова: «Торопись, сынок! Торопись! А то Манорага утащит все богатства в чужие края!»
Сколько бежал Топырко к Морозу — не помнит, а быть может, Мороз сам слова Нёр Ойки услышал, только стал он догонять улетающую птицу. Давай морозить в небе гуся!
Завертелся, закружился в воздухе гусь. Стали крылья его леденеть, клюв краснеть, закричал он голосами разными.
— Морозь его, морозь его! — кричит Топырко и бежит за гусем, под ноги себе не смотрит, о коряги и пни запинается.
Крепко держит гусь в когтистых лапах чум Нёр Ойки с теплом и камнями разными. Рассердился Мороз, закряхтел. От холода на деревьях ветки ломаться стали, куропатки в снег прятаться, шуга на реке встала.
Загоготал гусь Манорага громовым голосом и давай в небе переворачиваться, а на землю спускаться не хочет.
Видит Топырко — полетел на землю один отмороженный коготь, а вместе с ним и камни посыпались. Запоминает охотник место, а сам лук натягивает!
А мороз крепчает, пуще прежнего морозит всё! И полетели на землю отмороженные перья. Тянет тяжёлый чум Нёр Ойки гуся Манорагу к земле. Натянул тут Топырко свой лук и выстрелил. Посыпались на Топыркину землю камни разные, а Манорага грохнулся и почернел весь да всё глубже в землю уходить стал, а сам обмороженной лапой машет, всё чум Нёр Ойки схватить хочет.
Так до сих пор и торчит из земли его каменная рука, бороздит низкие облака, а поодаль красуется гора Нёр Ойки. Часто солнечные лучи заливают её своим светом, и сияет она радугой!
Говорят, в этих местах богатства лежат несметные. Искать только их надо. Старик Нёр Ойка недаром жил на земле.
ПЯТАШНОЕ ОЗЕРО
У жадного человека брюхо сыто, а глаза голодные. Так и у шамановой жены Мейты: даров охотники ей приносили, рыбы возили, дичи и боровой и озёрной стреляли, а она всё ворчала, всё исподлобья смотрела. Её, сказывают, и сам шаман боялся.
Да вдруг не стало шамановой жены. Потерялась. Прибежал к юрте один олень из её упряжки, а остальных не дождались.
Поискал шаман жену, поискал, да скоро и забыл: спокойнее без неё стало.
А с ней беда приключилась.
Вечером запрягла она самых сильных оленей и поехала дары собирать. Ездила из юрты в юрту всю ночь, а к утру повернула упряжку в сторону своего жилья. Только не хотелось ей ехать по старому следу, и надумала она пересечь озеро напрямик. Олени, закинув головы, неслись во весь мах. Но вдруг раздался грохот, лёд треснул, и не успела Мейта опомниться, как перед ней показалась огромная полынья, и упряжка, кроме вожака, вместе с нартой ухнула под лёд.
Мейта оказалась в воде. Она почувствовала, что ноги её не касаются дна, что-то движется под ними и несёт её дальше от полыньи. Над головой — толстый слой льда, и множество рыб плывёт за нею.
Вдруг всё остановилось, живая опора под ногами потерялась — и Мейта повалилась вниз. От страха она зажмурила глаза, а когда осмелилась открыть их, увидела такое множество рыб, что через живую стену не видно было воды и льда. «Какое богатое озеро! Мне бы всё это!» — подумала Мейта.
— Не горюй, будет у тебя рыба, — услышала она.
Обернулась, а перед ней, разевая огромную пасть, еле поворачивалась незнакомая, невиданная в этих местах рыбина. Её чешую покрывал мох, огромные плавники чуть шевелились, от каждого движения дрожала вода. На голове — из озёрных ракушек корона.
Увидев её, рыбы прижали плавники, замерли. Она посмотрела вокруг выпуклыми глазами, плеснула хвостом — и не стало вокруг рыб. Только один маленький карасик с перепугу не успел уплыть, заплутался в водорослях и притих.
— Долго я ждала тебя, — широко разевая рот, говорила огромная рыба. — Долго, ох, как долго. Мхом вся обросла, а ты всё не шла, ай-ай!
— Что ты хочешь, старая рыба, со мной сделать? — чуть слышно спросила Мейта.
— Мейта злая и жадная быда, Мейта много добра хотела, вот и бери всю рыбу.
— Не надо мне рыбы! — сквозь слёзы проговорила испуганная шаманша.
— Поздно теперь ! Жить будешь до тех пор, пока шаман не бросит тебе в озеро свой дар. А бросить он должен медный кружок — пятак называется. Если найдёшь пятак в озере, быть тебе счастливой. Живи смирно и тихо,— наказывала старая рыбина. — Полюбят тебя рыбы — помогут медный кружок найти.
Не успела Мейта опомниться, как рыба набросила ей на голову корону, и шаманша тут же превратилась в полосатую большую щуку, а говорящей рыбы не стало. И жадная Мейта-щука поплыла по озеру. Вся мелкая рыбёшка торопилась ей навстречу. Но Мейта-щука схватила первую рыбку, проглотила её и поплыла дальше.
Худая слава наперёд летит, и чем дальше плыла Мейта-щука, тем меньше около неё было рыбы — все стали прятаться кто куда.
Рассердилась Мейта, стала хватать всех подряд: и большую рыбину, и малую, и карася, и окуня, и чебака даже.
— Какая прожорливая щука! — шептали рыбы, а больше других возмущался маленький карась.
А щука каждый день, наевшись досыта, нагонявшись за рыбами, била всех хвостом и плавниками.
Не стало покоя в озере. Собирались рыбы косяками и жаловались на свою судьбу.
«Как избавиться от жадной Мейты?» — думали все.
И как-то поутру, когда солнце проело лёд у берегов, собрались около полой воды рыбы, и карась рассказал всем, как подслушал разговор старой рыбины с жадной Мейтой.
Обрадовались рыбы. И целыми днями не отплывали от берега. Ждали.
По всегдашнему лесному обычаю каждую весну собираются манси к озёрам и одаривают их, одаривают реки, одаривают леса и поляны — за рыбу в воде, за зверя в лесу, за ягоды и мхи. И вот все рыбы в озере стали ждать заветный кружок, но его не было. И так шёл год за годом.
Стало озеро беднеть. Смотрит щука, как мужики пустые мережи вытаскивают, и радуется. Недаром говорят: худая погода пройдёт, а злоба жадного человека никогда.
А скоро и совсем опустело озеро. Остались только караси, которые в илистое дно прятаться могли от щуки. Голодно и скучно Мейте-щуке стало.
Вспомнила она тогда про наказ старой рыбины и стала звать к себе всех рыб. Да кого позовёшь? Карасей одних? Они её не очень-то и боятся. Спрятавшись в иле, на глаза ей не попадаются, червячков поедают.
А время шло.
Стала Мейта-щука мхом обрастать, неповоротлива стала — видно, старость пришла. И стала тогда щука карасей просить:
— Никого трогать не буду, даже плавником не задену. Стоят перед ней притихшие караси, дрожат от страха. Тогда маленький карасик выскочил вперёд и запищал отчаянно:
— Зачем теперь отдавать пятак? Не надо жадной щуке давать его. Пусть век живёт в бедном озере. Сама озеро бедным сделала.
А сам скорее — шмыг за большой щучий хвост. Совсем обеднело озеро.
— Кто разгневал озеро? Куда девалась рыба? — удивлялись люди.
Делать нечего. Пришли они к шаману просить, чтобы он одарил озеро. Большие куски мяса, сала, ягод и грибов принесли ему люди, а маленький карасик целый день от берега не отплывает, смотрит, как бы не прокараулить дар шамана.
И вдруг поздно вечером, когда тишина стояла над озером, увидел карась, как, переворачиваясь, летит ко дну круглый пятак. Кинулся он, проглотил блестящий кружочек и снова зарылся в ил.
Нашёлся кто-то в озере и сказал щуке о добыче карася. Рассердилась щука, крупные чешуйки посыпались с её большого полосатого тела.
— Найти его! Найти его! — кричала она.
А маленький карась зарылся ещё глубже в ил и лежит.
Долго искали его, да так и не нашли.
Сказывают, что маленький карась и теперь живёт в озере, и никакой рыбы, кроме карасей, в нём нет. Караси маленькие, кругленькие, и озеро с тех пор, наверное, зовут кто Круглое, а кто Пяташное.