«Забудь, что жизнь — забот нагроможденье…»
Забудь, что жизнь — забот нагроможденье.
День шелковистым теплым ветром полн.
Как благодатно плавное рожденье
Неторопливо восстающих волн!
И если взгляд переведешь направо,
Там синева холмиста и сыра,
И пены кое-где мелькнет оправа,
Как тонкая пластинка серебра.
Левее глянешь — словно накаленной
Становится вода. Лучей шатер
Висит над ней — над голубой, зеленой,
А там она как золотой костер.
И отблески слепительные роем
Над ней танцуют, радостно скользя.
И на мгновенье мы глаза закроем —
Тот жаркий блеск перенести нельзя.
«Немало прожито. Годов остаток…»
Немало прожито. Годов остаток
Не столь велик. Все определено.
Ни перемен внезапных, ни загадок.
Жизнь — зрелое растенье, не зерно.
Ветвей распределенье, листьев формы —
Все выявилось то, что испокон
Судьба вложила; все границы, нормы
Предуказал не случай, но закон.
О том ли мне мечталось на рассвете?
Заглянешь в суть событий. Что ж? О том.
Лишь верилось, что легче жить на свете,
Жизнь представлялась в облике простом
И более беспечною казалась,
И праздничней чуть-чуть. Издалека
Она души, как музыка касалась,
Как летний день сияла, велика.
И мальчуган, склоненный над тетрадкой,
Неопытными рифмами стуча,
Воображал: засветит не украдкой
И не под спудом творчества свеча.
Но чрез года мишурные созвездья
Отвергло сердце, путь иной избрав,
И предпочло все тяготы безвестья
Во имя правды, большей всяких слов.
«Мы жили в фонаре многооконном…»
Мы жили в фонаре многооконном,
И, перестраиваясь каждый час,
Преобразуясь по своим законам,
Казалось, небо обнимало нас.
И думалось: что общего меж нами
И облаками, что из глубины
Являются расплывчатыми снами?
В чьем существе скользят такие сны?
Или покоя синего прозрачность
Расстелется, иль туч скалистых мощь
Сгустится, будто дум могучих мрачность.
Гром зарокочет, забряцает дождь.
А вечерами переливным блеском
Нас купол многозвездный осенит,
И Вега заскользит по занавескам,
И Млечный Путь запорошит зенит.
«Уже почти созрел до половины…»
Уже почти созрел до половины.
Двадцатый век. Как за волной волна,
Накатывались за войной война.
Столетий в нем как бы скопились вины,
Болезней давних, загнанных под спуд,
Открылись язвы, выступив наружу.
Он словно нам твердит: «Я все разрушу.
За все взыщу. Я — беспощадный суд.
Я снял замки. Я выпустил на волю
Всю бурю зол, убийственных страстей.
Я — бездна. Я — конец былых путей.
Я спрятаться от правды не позволю.
В сердца людей стучу — не время спать.
Я каждому приподнимаю веко.
От вас зависит — отшатнуться вспять,
Сорвать с себя обличье человека,
Машиной стать, рабом машин,
Смышленым гадом, злобным насекомым…
Иль братом звезд, в их светлый круг влекомым,
Чей дух взрастет превыше всех вершин».
«Мы — дети Слова. Каждое движенье…»
Мы — дети Слова. Каждое движенье —
Как бы провозглашенный телом слог.
Взмах легких руг и быстрых ног скольженье.
О, если бы их уяснить я мог!
Проходишь ты, и, словно светом властным
Переполняя воздуха слои,
Подобные победным звукам гласным,
В меня шаги вторгаются твои.
И эта речь древнейшая — начало
Всех слов, что образовывал язык,
Всего, что сквозь гортань потом звучало,
В ней — тайный шепот, судорожный крик.
И всех стихов ликующие воды,
Отрады встреч и жалобы разлук,
И близость исцеляющей свободы,
И ветра свист, и камня твердый стук.
«Нам не пришлось изведать вместе юность…»
Нам не пришлось изведать вместе юность
И разделить хлеб жизни пополам.
Не сетуй на случайную угрюмость,
На то, что тени бродят по углам.
То — слабости невольной паутина,
Усталости бесцветная пыльца,
Обид ничтожных гнилостная тина,
Да и заботам не видать конца.
Но я смотрю в открытые широко
Твои глаза, как в глубь души своей,
И ничего, что старость у порога,
И что отнять у нас возможно ей?
Пусть меркнет плоть. Ей малый срок положен.
Истает воск, недлинен фитилек.
И только дух становится моложе,
Готовясь в путь. А путь далек, далек.
«Но жизнь еще мерцает, утешая…»
Но жизнь еще мерцает, утешая
То мудростью, то тихой красотой…
Сегодня моря выемка большая
Туманною окутана фатой.
Смутнеют в неподвижной сизой дымке
Прибрежные лесистые холмы.
Пространство все как в шапке-невидимке,
Его почти не ощущаем мы.
Вода как будто тает за грядою
Камней ближайших, потерявших вес,
Словно размытых влажною средою
На море опустившихся небес.
Песчаных кос светлеющие складки
Как бы не стали явью до конца.
И все вокруг — намеренья, зачатки,
Несбывшиеся замыслы творца.
Но кажется — произнесется слово…
Взгляни-ка, отблеск солнца бродит там,
И все, что в мире доброго и злого,
Вдруг проявившись, станет по местам.
И в лодке той под неоглядным сводом
Потянут сеть из моря рыбаки.
…И чей-то облик там пройдет по водам
И непоодаль ступит на пески.
1948
Из цикла «ЛЕТО»