Это что-то подобное ответственности хирурга…
Да, именно, причем, хирурга по каким-то очень сложным операциям… Но тут даже не придумаешь – будет ли полезна эта операция в дальнейшем. Но, в итоге, нам назначили нового худрука… Мне не хочется об этом говорить, потому что он уже ушел из жизни, но с назначением Сергея Арцибашева, на мой взгляд, к сожалению, произошла ошибка. Он так себя повел, что я вынужден был уйти из театра…
И дело было совсем не в отношении ко мне – нет-нет, он меня назначал на роли, вел репетиции и так далее, так что дело не в этом. Просто однажды я вышел во внутренний двор театра и увидел, как под дождем валяются все фотографии 80-летнего содержания театра имени Маяковского… А там же такие актеры! Да, кто-то из них потом уходил из театра – тот же Миша Казаков – но они все побывали в этом театре. Это я говорю о том периоде, когда я их знал – а там же были просто гиганты! В общем, все это валялось во дворе, под дождем… Я бы не хотел, чтобы Вы меня видели в этом состоянии – я влетел к нему в кабинет и в нелицеприятных выражениях все высказал, сказав, что ноги моей больше не будет в этом театре. И я ушел, но, поостыв, понял, что из-за меня, как минимум, спектаклей пять пропадут. Тогда я вернулся, за год на все свои роли ввел вместо себя других и как только утвердили последнего из них, ушел уже окончательно.
Фото: Владимир Старков
Ушли в «никуда»? Это же было совсем непросто?
Да, было все это огорчительно, ведь это много лет жизни и коллектив замечательный, и ко мне относились прекрасно… Так что первый период был такой немножко грустноватый… У нас еще и квартира тогда была прямо напротив театра, из кухни было видно окно моей гримерки… А потом мне так вдруг оказалось, на удивление, хорошо без театра – никто мной не руководит, не говорит, на какую роль мне надо, какой режиссер, какие партнеры. Я сам сегодня выбираю ту пьесу, которая мне нужна, я предлагаю тем ребятам, кого я хочу, приглашаю того режиссера, который мне ближе – это такое удовольствие получается!
А кого еще из режиссеров Вы бы отметили?
Сегодня по качеству режиссуры мне очень импонирует Римас Туминас из Вахтанговского театра – он просто молодец! Я с ним очень давно знаком, когда он еще был студентом и делал дипломный спектакль. Сейчас мы с ним очень приятельствуем, можно зайти к нему в любое время – в кабинет или на репетицию… Вот сейчас он в Большом театре поставил оперу – он очень талантливый человек и общаться с ним просто наслаждение, при всем при том, он скромен немыслимо.
Не могу не назвать еще имя Аркадия Каца, который очень хорошо знаком рижанам – он ставил в советское время в Риге такие спектакли, которые невозможно было поставить в Москве. И он продолжает работать и сегодня, в Доме актера в Москве. Это радость безусловная – знать таких людей, но и колоссальное количество печали, потому что в последнее время они уходят один за другим… Ушел Алик Филозоф, с которым мы проработали около десяти лет в театре Станиславского… Потери огромные… Именно поэтому и хочется самому больше успеть сделать, поделиться, донести что-то людям. Так родилась и идея нашего с Иришей клуба.
Экс-президент Латви В.ЗАТЛЕРС в гостях у «ВИТОРГАН-клуба» в Юрмале
Вы упомянули спектакли Аркадия Каца в Риге, которые были «невозможны» в той же Москве, да и Вам самому раньше приходилось сталкиваться с цензурой. Есть ли какие-то ограничения сегодня?
Да, действительно, было такое, что приходили на приемку спектакля разные представители власти, потом присылали замечания и изменения. Сейчас ничего подобного нет, но в итоге наступила полная распущенность, что называется, из одной крайности в другую… Я никогда себе не позволю сказать со сцены «матерное» слово, а сегодня это уже никого не удивляет. Но, на мой взгляд, это противопоказано художественному произведению. Я совершенно убежден, что можно выразить то же самое, НЕ произнося этих слов – и все будет понятно. Не хотелось бы, чтобы это воспринималось, как этакое ворчание, но меня такие примеры сегодня действительно огорчают. Я могу, конечно, пойти посмотреть спектакль, зная, что там есть «мат», но только ради актеров, которые мне интересны. Но для меня лично такое противопоказано – наверное, это и воспитание, которое я получил в ленинградском институте. Тем не менее, если мне кажется, что человек в чем-то не прав, для меня это совсем не значит, что я прав. Если я понимаю, что не прав сам, я извинюсь, а если кто-нибудь не прав и настаивает на этом – ради бога, живи так, как тебе живется – у тебя своя жизнь и своя правда. Поэтому, если кто-то при мне начинает давить, что все должно быть именно так как он или она считает, мне становится неинтересно.