18
Николай Михайлович раньше своих учеников подметил, как страсть к работе в архиве у «разведчиков» постепенно охладевала.
И вот на заседании кружка, когда в историческом кабинете Семен занял учительское место за столом, а остальные - их пришло чуть побольше половины - разместились в разных концах класса, Николай Михайлович поднялся и сказал:
- Ну вот что, друзья, в архиве мы посидели изрядно. Добыли важный документ. А теперь я предлагаю заняться поиском не бумаг, а живых людей, знавших Саратовкиных или хотя бы связанных с той эпохой. Как и где искать этих людей, с чего начинать - думайте сами.
Слова учителя, как любое значительное и новое предложение, ученики встретили молчанием. Юность ершиста. Как же хочется в эти годы наперекор мыслям и деяниям взрослых выставлять свои - противоположные. Но человек в отрочестве - в общем-то сложившийся человек, со своими особенностями, уже почти такой, каким пройдет он по жизни. Значительная встреча, конечно, может осветить, приукрасить его жизнь, и, наоборот, неверный шаг затянет в трясину. Все может быть!
Среди тех, кто собрался сейчас в историческом кабинете, конечно, были и такие, кто не очень-то любил самостоятельно размышлять. Что скажет сосед, то он и примет на веру - из чувства подражания или чтобы не оказаться в изоляции от товарищей со своими особыми взглядами. Но большинство здесь таких, кого собственные мысли захлестывают: одна еще не устоится, а уже охватывает другая. Быстро-быстро, горячо, с энтузиазмом.
Молчание, как всегда, разрядилось бурей.
Семен в это время старался перекричать товарищей.
Николай Михайлович покинул класс.
- Слово имеет Ковригина! Ну, дайте же человеку высказаться, - уговаривал Семен бушующих ребят.
А Наталья стояла у доски и взывала к одноклассникам взмахами рук и сиянием глаз.
Наконец по ее виду ребята поняли, что она, как всегда, придумала что-то интересное, и смолкли.
- Кладбище!.. - таинственно произнесла она и мелом нарисовала на доске могилу и крест над ней.
- Ну, иначе это была бы не Наташка-Коврижка, - с ехидцей сказал Никита Пронин. - Салоны… Спиритизм… Мессинг… Кладбище!
- Да, кладбище! - крикнула Наталья. - Похоронен-то младший Саратовкин там. И скорее всего, возле родителей…
Не успела она докончить мысль, как все повскакали с мест и были готовы сейчас же мчаться на кладбище.
И помчались. Почти сшибли с ног Дашу, которая вдогонку им послала, правда, не очень злобно: «Обормоты трахнутые!» То ли она еще видела в этих стенах! Ко всему привыкла!
А на кладбище было все как иллюстрация к рукописи Николая Михайловича. Покосившийся домишко у ворот они разглядывали до тех пор, пока не вышел сторож, прихвативший в сенях толстую палку. Он сердито и настороженно спросил:
- Чего глазеете?
А им казалось, что сейчас шевельнется занавеска и глянут на них огромные блестящие глаза Любавы. И по шатким ступеням крылечка спустится Панкратиха.
- Простите, пожалуйста, - вежливо сказала Лаля. - Не подскажете ли вы нам, в какой стороне склеп миллионера Саратовкина?
- Саратовкина? - удивился старик. - Туды! - Он махнул палкой вправо.
- Позвольте, гражданин сторож, - еще вежливее сказал Никита, - а вы, случайно, не знаете, сын Саратовкина Николай Михайлович где похоронен?
- Где? Вестимо, возле батюшки! - Старик явно подобрел и даже вроде засобирался проводить школьников, но когда он, прикрыв дверь, обернулся, ребят как не бывало.
Они тем временем уже мчались в направлении, указанном сторожем.
- Вот! - закричали враз несколько голосов. И все остановились возле черного мраморного склепа, на верху которого сиял золоченый крест, над дверью были высечены слова из Библии: «Да будет воля Твоя!»
И снова всем показалось, что где-то рядом стоит Любава, завернутая в смешной длинный салоп, гордая своей нищетой, а рядом с ней - Николай в щегольской шубе и бобровой шапке, униженный своим богатством.
- Наш Грозный, конечно, здесь бывал, прежде чем написать главу «Ведьма», - сказал Семен. - Все так, как у него, - и склеп и слова эти…
- Ребята, а ведь дверь склепа открывается, - нажимая на нее плечом и чувствуя податливость камня, сказал Никита.
Попробовали дружно навалиться на дверь. Мгновение - и все лежали кто на земле около склепа, кто на ступеньках, ведущих в склеп. Склеп оказался совсем маленьким. Спертый воздух. Покрытые плесенью стены. Две каменные плиты рядом. На одной надпись: «Михаил Иванович Саратовкин», на другой: «Анастасия Никитична Саратовкина». Третьей могилы не было.