В это время раздался звонок. Подняв телефонную трубку, Котин коротко ответил «иду», посмотрел на Грабина:
— Совещание у наркома. А надо бы поговорить. Следом за тридцатьчетверкой вам, Василий Гаврилович, придется подумать и о КВ.
После этого разговора Грабин долго не мог успокоиться. Он ходил по Наркомату из кабинета в кабинет, решал большие и малые вопросы, с кем-то дружески беседовал, с кем-то ссорился, но все время чувствовал такое состояние, словно в его жизни произошло очень важное и радостное событие. Эхо необычного боя долго жило в его сердце.
Пора обновлений
С середины июля 1942 года под Сталинградом развернулись тяжелые и кровопролитные бои. Противник вводил в бой все новые и новые части, гитлеровцы стремились расколоть надвое нашу оборону, выйти к Волге.
Каждое утро и поздно вечером Грабин, прослушивая сводку Совинформбюро, делал пометки на карте крупного масштаба. Вначале обстановка была пугающе тревожной. Черные флажки, которыми Василий Гаврилович обозначал положение наступавших, медленно надвигались на голубую ленту реки. Создавалось впечатление, что гитлеровцы кривым ножом готовы в любой момент перерезать живую артерию, идущую от Москвы на юг. Но уже занесенное для удара лезвие надолго замерло, а потом даже отодвинулось назад.
Артиллеристы, приезжавшие из-под Сталинграда, выглядели иначе. Вместо хмурых, малоразговорчивых бойцов и командиров можно было встретить на заводской территории повеселевших, уверенных в себе фронтовиков. Хитровато улыбаясь, они говорили:
— Давайте побольше нам пушек. Скоро так грохнем, что эхо за Уралом будет слышно.
Они явно намекали на то, что обстановка складывается в нашу пользу и не за горами время, когда от обороны сталинградцы перейдут к наступлению.
Артиллерийское вооружение к этому периоду производилось на целом ряде заводов. И почти каждый имел свое конструкторское бюро. Грабин не раз задумывался о том, что в интересах дела хорошо бы создать сильный творческий коллектив, который был бы способен решать узловые вопросы, стоящие перед создателями артиллерийских систем. Свои мысли он высказывал в беседах с представителями Наркомата вооружения, ГАУ и военной приемки. В принципе его все вроде бы поддерживали, но никто не думал, что этот вопрос будет решаться в самый разгар войны. Даже Андрей Петрович Худяков, наиболее горячий сторонник организации мощного конструкторского бюро, сомневался.
— Потребуются немалые средства, — говорил он в беседах с Грабиным, — а где их взять? Война идет.
И вдруг неожиданный звонок от наркома вооружения. После обычных вопросов о доработках пушек и налаживании производства Д. Ф. Устинов вдруг спросил, как Грабин относится к идее создания Центрального артиллерийского конструкторского бюро? Василий Гаврилович ответил, что готов голосовать за него обеими руками.
— Вот и отлично, — заключил нарком, — подберите одного-двух толковых специалистов, пусть выезжают в Москву. Вместе с нашими товарищами они подготовят для утверждения в ГКО необходимые документы.
— Но ведь в нынешней обстановке такие вопросы тяжело решать. Нужен большой коллектив конструкторов. Нужна хорошая база.
— Мы над этим уже думали, — ответил Устинов. — За основу новой организации предполагается взять ваше бюро. Возглавить ЦАКБ придется вам.
Нарком не спрашивал согласия или совета, говорил, как о деле решенном, и это успокоило Грабина. Он понял, что пора сомнений прошла, а успех дела будет зависеть теперь во многом от того, как быстро он сумеет сколотить новый коллектив и решить организационные вопросы.
Вскоре после отъезда Андрея Петровича Худякова в Москву, когда стало ясно, что идея создания ЦАКБ пробила себе дорогу, Грабин собрал свой штаб. Пришли почти все, с кем начинали на заводе работу с нуля. Василий Гаврилович обвел собравшихся потеплевшим взглядом. Муравьев, Мещанинов, Ренне… А рядом с ними те, кто влился в коллектив позже: Хворостин, Норкин… Многие догадывались, что Грабин собрал их неспроста: слухи о предстоящих изменениях в организации КБ уже ходили по заводу.
— Вы почти все помните, как трудно было нам решиться оставить Москву и выехать сюда, на завод, — начал раздумчиво Василий Гаврилович. — Но мы пошли на риск и он оправдался. За несколько лет нами создано первоклассное конструкторское бюро. Есть отличные пушки. Почему это оказалось под силу нам? Потому что мы не идем вразброд, живем едиными заботами.
Грабин на минуту умолк, собираясь с мыслями. Ему надо было так сообщить о предстоящей реорганизации, чтобы каждый увидел для себя перспективу, мог зримо представить характер задач, которые придется решать в новом конструкторском бюро. Неожиданно встретился глазами с Горшковым, тот смутился и опустил голову.