Его довольно точная характеристика прилипла к полуавтомату, все стали называть его «топориком».
Молва не на двух ногах ходит, она летает на крыльях. На очередной встрече в Москве Павлуновский поинтересовался:
— Вы, Василий Гаврилович, получили полуавтоматы с нашего подмосковного завода?
— Получили, Иван Петрович.
— Какой думаете ставить?
— У нас есть свой.
— «Топорик», что ли?
— Откуда вы знаете? — удивился Грабин.
— Дошли разговоры. Люди смеются. Ваша идея многим кажется безграмотной. Поиск, конечно, нужен, но в разумных пределах. Подумайте об этом, Василий Гаврилович.
Всю обратную дорогу Грабин не мог успокоиться. А может, он и впрямь чего-то не понял? Ведь смеются над ним не дилетанты, а специалисты. Многие из них всю жизнь занимаются конструированием и испытанием полуавтоматов. А вдруг «топорик» не сработает? И стоит ли рисковать сейчас, когда один необдуманный шаг уже привел к аварии? Но тут же другая мысль. Все новое рождается в муках. Все необычное принимается в штыки. Но именно новое и необычное составляют основу творчества. Можно без конца улучшать старое, совершенствовать его, приспосабливать, оно станет лучше, надежнее, но никогда не будет новым. Настоящий конструктор должен дерзать и смело идти на риск.
На завод Грабин вернулся расстроенный. Но дела и заботы закружили, завертели его так, что было не до сомнений и переживаний. Первую пушку удалось, наконец, собрать. Пушка получилась красивая, ладная. Красота ее и радовала, и пугала. Вдруг и она окажется с изъяном, как ее предшественница?
— Завтра проведем пробные стрельбы, — решил Грабин.
— Хотите проверить «топорик»? — понимающе улыбнулся Муравьев.
— Береженого бог бережет. Если что, у нас будет время заменить его.
На пробную стрельбу сошлось немало народа. Многих привело любопытство, подогретое слухами. Пушку зарядили. Начальник заводского полигона поднял руку:
— Огонь!
Резко прозвучал выстрел, а вслед за ним зазвенела и покатилась по бетонной площадке стреляная гильза. Полуавтомат сработал хорошо. Кто-то из конструкторов не выдержал и крикнул «Ура!». Его поддержали. Многие бросали вверх головные уборы. Только Грабин не показывал радости. Он был готов к любым неожиданностям. Сделали еще два выстрела уменьшенным зарядом, перешли на нормальный, потом на усиленный. Специально погнули одну из гильз, чтобы проверить надежность полуавтомата. Он работал безотказно. Один из патронов силой затолкали в камору, но гильза после выстрела вылетела очень легко.
Только после этого Грабин расслабился, улыбнулся, начал пожимать руки всем, кто оказался поблизости. А вокруг раздавались восхищенные реплики:
— Вот тебе и «топорик»!
— Работает как часы.
Маленькая победа была одержана. Но радость вспыхнула и улеглась. Опять наступила полоса переживаний. В ходе заводских испытаний одна за другой возникали неполадки. Они были мелкими, чаще всего их причинами являлись производственные дефекты, а не конструктивные. Но утешения это не приносило. Слишком низка была культура производства. На заводе не хватало специалистов высокой квалификации. Станки, оборудование, инструмент и приборы контроля нуждались в улучшении. А пушки делались именно в этих условиях, о других и не могло быть речи.
До самого последнего дня, определенного сроками, на заводе дорабатывали опытные пушки. И когда наступил день отправки четырех Ф-22 на войсковой полигон, Грабин почувствовал облегчение. Так когда-то они с отцом, закончив набивку мельничных жерновов, присаживались тут же и долго сидели, расслабившись, не думая о работе.
Вскоре после того, как пушки ушли с заводского двора, Грабин получил разрешение присутствовать на испытаниях. Выехали вместе с директором завода Радкевичем. Леонард Антонович, вложивший немало труда в создание Ф-22, волновался не меньше Василия Гавриловича.
Первые дни на полигоне никаких тревог не вызывали. Полуавтомат действовал надежно. Военные, ознакомившись с ним, стали поговаривать, что «топорик» надо рекомендовать для постановки на другие артиллерийские системы.
И вдруг неприятность. При стрельбе с бетонированной площадки у одной из пушек погнулась левая станина. Если бы это были заводские испытания, Грабин немедленно отправил бы эту станину на исследования для выяснения причины. На войсковом полигоне у него таких прав не было. Оставалось набраться терпения и ждать, как поведут себя остальные три орудия. Если подобное не повторится, значит, расчеты сделаны верно, а причину надо искать в плохом качестве металла.
Вторая пушка сделала почти вдвое больше выстрелов, однако все шло нормально. Грабин воспрянул было духом, но ненадолго. Вскоре и тут не выдержала станина. Опять левая. Это уже закономерность, не предусмотренная конструктором. Для убедительности попросил начальника полигона специально дать повышенную нагрузку на две остальные пушки. И на этих результат оказался таким же.
Испытания приостановились. Чтобы рассчитать и изготовить новые станины, требовалось немало времени. Как всегда в подобных случаях, мысль Грабина работала напряженно. Он перебирал десятки решений, анализировал их, сопоставлял, от одних отказывался, другие скрупулезно исследовал. И в конце концов выход удалось найти. С помощью клепки требовалось прикрепить по два стальных уголка на каждую станину. Это повысило бы их прочность именно в тех местах, которые подверглись деформации.
Разрешение на доработку было получено быстро, бригада клепальщиков в считанные часы сделала ее, после чего одной из четырех пушек, на которой станины были усилены, предстояло выдержать суровую дополнительную проверку. Пушку поставили на бетонную площадку так, что станины сошниками упирались в неподвижные металлические опоры. В таком положении орудие должно было сделать более ста пятидесяти выстрелов усиленным зарядом на крайних углах поворота.
К Грабину подошел представитель Главного военно-мобилизационного управления, тронул его за рукав:
— Так испытывать не положено. Опоры под сошниками должны брать на себя часть напряжения.
— Чем сложнее испытание, тем прочнее станина, — ответил Грабин.
— Зачем рисковать?
— Если я не захочу идти на риск сейчас, то рисковать придется артиллеристам в бою. Пусть будет все наоборот.
— Но ведь есть утвержденные правила.
— Правила тоже люди составляли.
На этом разговор пришлось прервать. Испытания начались. Было заметно, как при каждом выстреле станины изгибались и выпрямлялись. А в такт станинам сжималось и сердце конструктора. Он был больше всех из наблюдавших уверен в их прочности, но и он же больше всех боялся, что какая-нибудь из станин получит остаточную деформацию.
Снаряды кончились. Наблюдавшие бросились к станинам, осматривали их, ощупывали. Но ни малейших следов деформации никто не обнаружил. Все начали поздравлять друг друга. Грабин жал руку инженеру-испытателю, потом благодарил конструкторов, помогавших ему, и мастеров клепальщиков.
О результатах дополнительной проверки станин было доложено Г. К. Орджоникидзе. Нарком остался доволен и дал указание станины со всех пушек отправить на ближайший завод, где уже не кустарным способом, а по всем правилам был произведен ремонт. На это ушла неделя.
И снова пушки поступили на войсковой полигон. На этот раз испытания оказались необычными. Из четырех орудий была составлена батарея. В другую батарею вошли 76-миллиметровые пушки образца 1933 года, состоявшие на вооружении артиллерии. Развернулось своеобразное соревнование: какие системы в каких условиях окажутся лучше.
Расчеты изучили материальную часть орудий, несколько дней отрабатывали навыки в транспортировке, подготовке к стрельбе и заряжании. Только после этого начались испытания. Обе батареи в походном порядке, как на войсковых учениях, совершили марш по указанным маршрутам. В назначенном районе они были развернуты на огневых позициях, командиры получили боевую задачу, и началась стрельба.
Находясь на позиции своей батареи, Грабин сначала переживал за работу материальной части. Не откажет ли какой-либо узел? Не произойдет ли задержка в полуавтомате? За станины уже не волновался. Если они на бетонке выдержали, на мягком грунте с ними ничего не случится.