Открыв совещание, Кулик без долгих вступлений сообщил о том, что, по данным разведки, в немецкой армии идет ускоренное перевооружение бронетанковых войск. Значительно увеличивается, в частности, толщина брони. Наши сорокапятки против таких танков будут бессильны. Для борьбы с ними нужны пушки большего калибра и мощности.
— А теперь послушаем товарища Грабина, — неожиданно объявил Кулик.
— Я, Григорий Иванович, не готовился к докладу: не был предупрежден.
— Нам и не надо докладов. Мы же знаем, что ваше КБ уже работает над проектом новой противотанковой пушки. Вот и расскажите, какие у вас планы.
Василий Гаврилович по-военному четко доложил характеристики разрабатываемого орудия. Основное внимание он обратил на мощность пушки, которая будет в четыре раза превосходить сорокапятку. Это позволит пехоте вести эффективный огонь по танкам с самой мощной броней. Обратил внимание присутствующих и на то, что ее вес и габариты увеличиваются незначительно. Она будет маневренной и удобной в эксплуатации.
По ходу выступления в зале слышались даже скептические реплики. Кто-то сказал: «На бумаге орудия всегда легче». Но маршал не обратил никакого внимания на эту фразу. Чувствовалось, что вопрос создания новой мощной системы возник не вдруг и, как догадался сам Грабин, не в арткоме, а выше, может, в Наркомате, а может, в самом ЦК.
Закрывая совещание, Кулик объявил, что решение о создании новой 57-миллиметровой противотанковой пушки можно считать принятым, работа эта поручается заводу, где главным конструктором Грабин.
За шесть лет работы КБ завода не только встало на ноги, оформилось как самостоятельная творческая организация, но и вышло в число ведущих конструкторских коллективов. Все эти годы Грабин настойчиво претворял в жизнь методы ускоренного создания артиллерийских систем. При рождении пушки Ф-22 от начала проектирования до передачи рабочих чертежей в серийное производство прошло два с половиной года. Подобные сроки не могли удовлетворить конструктора. Василий Гаврилович сразу сказал: «При таких темпах наши пушки будут стареть на заводе». И начал искать пути сокращения времени на проектирование, испытание и отработку технологии. Он понимал, что одними, пусть даже правильными, лозунгами и призывами к конструкторам и специалистам всех проблем решить нельзя. Нужно коренным образом перестраивать организацию рабочего процесса.
На первых порах было налажено содружество конструкторов с технологами и производственниками. Удалось совместить отдельные операции. Вместо последовательного, поэтапного хода работ был внедрен единый график. Конструктор уже не закрывался в кабинете. Он советовался с технологом, а часто со слесарем или штамповщиком, вместе решали, каким методом лучше изготовить деталь, как повысить прочность, какой применить материал.
В результате этих новшеств для создания пушки Ф-22 УСВ потребовалось не два с половиной года, а двадцать месяцев. Повысилось и качество работ. Выше стала технологичность литых и штампованных деталей, конструкции отдельных узлов и агрегатов создавались равнопрочными, они получались легче, дешевле, трудоемкость работ снизилась. И новый успех: танковая пушка Ф-34 была создана всего за шесть с половиной месяцев. Все это давало основания надеяться, что и новое орудие будет спроектировано, изготовлено и испытано в сжатые сроки.
Вернувшись на завод, Грабин первым делом зашел к директору:
— Амо Сергеевич, нам поставлена срочная и очень важная задача.
Елян улыбнулся:
— У нас, Василий Гаврилович, все задачи срочные и важные. Что нового в Москве?
Но Грабина трудно было перестроить на другую тему разговора. И директор приготовился слушать. Он хотел дать Грабину возможность отдохнуть с дороги, но с первых слов понял, что из этого ничего не выйдет. Главный конструктор уже жил новыми заботами. Когда были согласованы вопросы о сроках работ и об исполнителях, Елян вдруг спросил:
— В таком случае, может, дадим новой пушке индекс «Г»?
— Нет, нет, нет. Вопрос уже решен, и не будем к нему возвращаться. Пушку делает не один Грабин, а целый завод. И самый верный индекс — ЗИС-два. Ничего другого придумывать не будем.
Работа над созданием новой системы пошла быстро. Сказывался опыт, накопленный конструкторским бюро и всем заводом. Раньше Василий Гаврилович долго раздумывал, кому можно поручить проектирование того или иного узла. И порой ошибался. Но за годы совместной работы он прекрасно изучил возможности, способности и характеры подчиненных, мог сразу же назвать состав группы, в которой не будет конфликтов, где все станут дополнять друг друга.
ЗИС-2 рождалась не в муках, как Ф-22. Она проектировалась в деловой, спокойной обстановке, в точном соответствии с графиком. Грабин даже боялся, что такая размеренность снизит творческий подъем, но опасения его были напрасны. Люди трудились с интересом, инициативно, много спорили, часто задерживались в КБ. И к назначенному сроку ЗИС-2 была готова.
Пушка получилась красивой и изящной. Грабин не раз ловил себя на том, что ему просто приятно стоять рядом и любоваться ею. Она не только отвечала всем техническим требованиям, указанным в задании, но по многим параметрам была лучше, чем предполагалось. Василия Гавриловича особенно радовало, что вес ее был на сто килограммов меньше веса, указанного в документах заказчика.
Удачно прошли и заводские испытания. Доложив о результатах, Грабин вместе с группой конструкторов и специалистов выехал на полигон Главного артиллерийского управления. Началось испытание. Выстрел уменьшенным зарядом. Все идет отлично. Нормальный заряд. Никаких отклонений. Усиленный заряд. Ствол цел, откат в допустимых пределах. Вполне хорошей была и скорострельность.
Немного побаивался Грабин ходовых испытаний. Полигонные специалисты умели ломать пушки. Где только находили они такие тряские дороги, на которых не выдерживали рессоры и разлетались колеса. Но ЗИС-2 выдержала и этот экзамен.
За несколько дней постоянного напряжения у Грабина притупилось чувство страха. Он уже не вздрагивал при каждом выстреле, не ждал с замиранием сердца, что вдруг разорвется ствол или погнется станина. И когда ЗИС-2 вышла на огневой рубеж, чтобы пройти проверку на кучность стрельбы, Грабин оставался спокойным.
Первый выстрел с расстояния пятьсот метров. Снаряд лег с большим отклонением от центра мишени. Второй отклонился еще больше. И третий. И четвертый. «Что за наваждение?» — Грабин не столько огорчился, сколько растерялся. Такое в его практике случилось впервые. Пушка разбрасывала снаряды, будто стреляли из нее, не целясь, с закрытыми глазами.
— Случайность какая-то, — недоумевал конструктор Мещанинов, занимавшийся компоновкой.
Орудие внимательно осмотрели, проверили крепление узлов, ощупали чуть ли не каждую деталь и только после этого продолжили испытания. Новая серия выстрелов дала результаты хуже первой. Стало ясно, что пушка не дает необходимой кучности стрельбы. С таким дефектом ее не могли принять на вооружение.
К Грабину подошел начальник полигона Оглоблин:
— Срыв, Василий Гаврилович?
— Не просто срыв, — вздохнул Грабин. — Тут, Иван Николаевич, дело сложнее. Если бы что-нибудь обломилось, сварили бы, склепали. А здесь ошибка в расчетах.
— Как решим? Будем продолжать или снимем пушку с испытаний?
Василий Гаврилович не ответил. Он стоял, отрешенно глядя вдаль, и казалось, что его уже не волнует неудача. Но это впечатление было обманчивым. Главный конструктор сумел в считанные минуты подавить в себе огорчение и сейчас почти спокойно анализировал все возможные варианты ошибок. Он уже не сомневался, что истоки их надо искать не в цехах, где отливали и штамповали части орудия, а в цифрах, оставшихся на чертежах и в таблицах, подготовленных конструкторами. И в расчетах не колеса, не лафета, а ствола пушки. Где-то там надо искать причину.